Нильсен добавила:

– Как только мы окажемся за пределами чувствительности сенсоров, медузы не смогут предугадать, когда мы в следующий раз выйдем из сверхсветового пространства. И достаточно им ошибочно рассчитать хотя бы одну траекторию, пропустить хотя бы один прыжок…

– Мы окажемся далеко-о, – удовлетворенно усмехнулся Фалькони. – «Рогатка» пролетает за сутки без малого три четверти светового года. Сама подумай, сколько времени займет ретроспективное слежение, если хотя бы на несколько часов пропустить очередной наш прыжок. Понадобятся дни, недели, а то и месяцы, чтобы свет от вспышки дошел до наблюдателя,

– Значит, мы все-таки выберемся, – подытожила Кира.

Фалькони снова улыбнулся, хотя и хмуровато:

– Похоже на то. Как только уберемся достаточно далеко, их шансы разыскать «Рогатку», даже случайно на нее наткнуться, упадут до нуля. Черт, да если они сейчас не засекли наш прыжок, они даже не будут знать, в какую систему Лиги мы летим.

Давление, вжимавшее Киру в стену, пропало, ей пришлось просунуть культю в поручень, чтобы не перелететь через всю рубку. Затем прозвучал сигнал о предстоящем прыжке, и вновь электрические мурашки пробежали по спине.

– А в какую систему мы летим? – спросила Кира.

– К Солнцу, – сказала Нильсен.

2

2

Второй прыжок оказался длиннее: ровно сорок три минуты. Кира воспользовалась этой передышкой, чтобы вместе с Хоусом навестить Итари.

– Вы в порядке? – спросила она лейтенанта, выйдя из рубки.

– В полном, спасибо, – ответил он, пряча глаза.

– Акаве, кажется, был хорошим капитаном.

– Да. Был. И чертовски умным. Он, и Койич, и… На «Дармштадте» было много отличных ребят.

– Я знаю. Мне очень жаль.

Хоус кивнул, принимая соболезнования.

– Есть что-то, о чем лучше помалкивать? – спросила Кира, приближаясь к шлюзу, где разместилась медуза.

Лейтенант задумался: