От собственной расчётливости тошнило не меньше, чем от запаха горелой плоти.

– У меня больше нет дома, – хрипло произнесла я, лишь теперь понимая, насколько чудовищно устала.

– Мой дом – твой дом. – Питер потянул меня к мобилю. – Пойдём. Здесь нам в любом случае больше делать нечего.

По крайней мере, с этим я была согласна. И поскольку, судя по всему, пробуждения от этого кошмара можно было не ждать, сейчас мне хотелось лишь одного: скорее уснуть.

За тем, как меня усаживают на пассажирское сиденье, Рок и Эш следили молча. И молчание длилось ещё какое-то время после того, как искалеченный Французик медленно и неохотно покатил по просёлочной дороге обратно к Ахорку.

– Что тебе сказали? – тихо спросил Эш, когда молчание сделалось невыносимым.

Я неподвижными глазами смотрела в темноту за окном: мы въехали в низину, и даже городские огни на горизонте скрыли холмы и лес.

– Что эта тварь – не фомор.

– В смысле?

Три голоса слились в один. Одинаково потрясённые.

Ожидаемо потрясённые.

– Донн сказал, что эта тварь не имеет никакого отношения к Охоте. Что она – нечто куда большее. И не остановится, пока не убьёт меня. – Пересказ прозвучал в разы суше, чем мои ответы на экзаменах. – А в безопасности только те, кто отмечен печатью иного мира. То есть сиды-полукровки, в которых достаточно сильна кровь фейри, и баньши. Потому вы и не обращаетесь. Рок была права, когда думала об этом.

– Чушь, – резко произнесла Рок. – И я не о том, что я права. Кем ещё может быть эта тварь, как не фомором?

– Не знаю. Но боги не лгут. По крайней мере, наяву, – добавила я больше для самой себя, чем для собеседников.

Я не смотрела ни на брата, ни на баньши, ни на Питера, но чувствовала их взгляды. Затылком, щекой, спиной.

Хотела бы я сказать им что-то более одобряющее, чем всё, что я могла сказать.

– Давайте… просто вернёмся в дом. И починим Французика. И… дождёмся утра, ладно? – Я сжала лежавшие на коленях ладони, переплетая серые от грязи пальцы. – А там что-нибудь придумаем.

Никто не ответил мне. Ответов не было ни у кого.

Кроме того единственного, откровенный разговор с кем я откладывала непозволительно долго.

* * *