Лайза смеётся – тихо, невыносимо горько.

– А Эш предупреждал, что все вы одинаковые. Что вам не стоит верить. А я успокаивала его, что готова к печальному концу, – говорит она, когда ветер уносит последние отзвуки её смеха, исчезающие среди яблонь. – Я правда была готова. К тому, что ты уйдёшь и бросишь меня, как отец. Но ты оказался ещё хуже. Даже одежду у меня забрал во сне, без моего ведома.

– Ты говорила обо мне с братом?..

– С кем-то же мне надо было об этом говорить. И не с мамой, реакцию которой на счастливое известие, что дочь пошла по её стопам, легко предугадать. – Лайза улыбается кривой, пугающей улыбкой. – Ты прав. Я любила тебя. И сейчас, наверное, люблю. И, наверное, ушла бы с тобой, будь я уверена в тебе. Тогда, у холма, когда ты меня остановил, – я думала, ты решил остаться в Харлере ради меня, и в тот миг… странно, прошёл только миг, но я поверила, что ты правда любишь меня. Что ты готов ради меня на всё, а значит, и я пожертвую чем угодно ради тебя. Но ты потащил меня в прореху и доказал, что ты именно такой, какими я всегда вас считала. – Как бы ни пугала её улыбка, когда она исчезает с девичьих губ, это пугает больше. – Верни меня домой, Коул. Иначе, клянусь, я сделаю всё, чтобы выжечь мою любовь, и тебе останется чувствовать лишь мою ненависть. И рано или поздно я всё же наберусь смелости, чтобы сделать этот шаг вниз.

– Я не позволю тебе сделать его.

– Ты не сможешь следить за мной вечно. А я никогда не перестану пытаться – и всё равно не буду твоей. Рано или поздно, так или иначе, но тебе придётся расстаться со мной. Лучше сделать это сейчас, когда прошёл только месяц. Когда мы ещё не возненавидели друг друга. Поверь мне хотя бы на этот раз.

Сид неподвижно стоит посреди тропинки. Родниковая вода журчит вокруг его босых ног с тонкими лодыжками, оголёнными белыми бриджами.

Сид смотрит на смертную девушку, в лице которой ещё так недавно светилась любовь, а теперь нет ни тени её; взгляды их, обращённые друг на друга, странно контрастируют с окружающей безмятежностью.

Сид подаётся вперёд – и Лайза отшатывается, но он проходит мимо. Останавливается у калитки, одним движением открывает её – от себя, заставив повиснуть над пустотой, – и знакомая песня срывается с его губ, вплетаясь в мелодию ветра, шелестящего листьями яблонь, перебирающего их, точно чётки.

Коул смолкает, когда солнечные лучи в небе за калиткой преломляются, будто ломаясь в невидимых стёклах.

– Идём, – протянув Лайзе руку, просто говорит он.

После долгих секунд колебания она всё же подходит ближе, чтобы недоверчиво вложить пальцы в его ладонь. Взявшись за руки, словно дети, они делают шаг в пустоту – и вместо того чтобы упасть, бесследно исчезают за едва видимой гранью двух миров.