Светлый фон

– От матери? – Взгляд Вайолет потемнел.

– Неужели ты полагала, что твоя мощь – лишь от отца? Ты страшишься судьбы. И всё же придёт миг, когда ты должна будешь поднять щит Рассалона. Не бойся. В твоих жилах бежит кровь храбрых львов Англии и славных львов Индии. Ты сильнее, чем брат. – Побледневшая Вайолет кивнула, а когда она отступила от ложа, Старейшина выдохнула последнее имя: – Киприан. – Пришёл его черёд преклонить колено рядом с угасавшей женщиной. Послушник склонил голову, как перед учителем. Свет жаровни словно бы вспыхнул ярче. – Ты – последний из Хранителей. Последний, кто помнит. Тебя ждёт трудный путь и великие испытания. Я бы так хотела утешить тебя… но вынуждена просить об очень важном одолжении…

– Всё, что угодно, Старейшина. – Киприан вскинул голову и посмотрел на собеседницу потемневшими от горя глазами.

– У меня больше нет собрата по оружию, – проговорила она. – Я приносила обет твоему отцу, но он погиб. Я прошу тебя занять его место… – Уилл видел, как побелело лицо Киприана, ведь он понимал, о чём она просила. – Соверши то, что он больше сделать не может. Отпусти на отдых в благословенную ночь, позволь уйти спокойно, ибо от меня уже почти ничего не осталось – лишь тень…

о чём

Грейс шагнула вперёд. В её руке был зажат кинжал с гладкой рукоятью и прямым лезвием. Киприан поднялся и забрал оружие. Никогда он не уклонялся от своего долга.

В последний раз Старейшина посмотрела на бледного юношу. Казалось, в тот миг между ними протянулась нить – прошлое и настоящее, Хранитель и послушник, часть древней уходящей традиции.

Щёки Киприана были влажными от слёз, когда он занёс кинжал и резко опустил, рассекая нить жизни Старейшины. Она замерла, и свет в глазах померк.

* * *

С той же жёсткой решимостью, с которой он заносил кинжал, Киприан произнёс:

– Сожжём тела. И заново укрепим врата.

Всё это время группка оставшихся в живых ютилась в маленьких комнатках Старейшины. Огромная цитадель с её ужасным содержимым угнетала – реальность, с которой не хотелось сталкиваться. Огонёк свечи, стоявшей в центре дубового стола, колебался. Воцарившаяся тишина была полна страхов, обретавшихся теперь в тёмном Чертоге.

С тех пор, как Киприан убил Старейшину, он не проронил ни слова. Его белая туника была в крови – то ли в крови погибшей Хранительницы, то ли в той, что заливала стены коридоров. Некоторое время назад послушник ходил проверять хранилища.

Тело Старейшины лежало в комнате слева. Адептки бережно завернули его в саван и белоснежную ткань, чтобы подготовить к вечному отдыху.