Светлый фон

– Рог Истины… Священные реликвии ордена, которые мы оберегали веками. Всё украдено, – продолжал Киприан.

– Не всё, – тихо отозвалась Грейс.

Повисло молчание.

Уилл видел, как адептки переглянулись, будто безмолвно переговариваясь, и в следующий миг Сара коротко кивнула, хотя её руки на коленях оставались всё такими же напряженными.

– Кое-что нам удалось спасти, – произнесла Грейс и извлекла из складок туники бесформенный узелок – некий предмет, завёрнутый в белую ткань.

Одна-единственная реликвия, спасённая от разграбления. Сердце Уилла забилось быстрее. Возможно, удастся использовать этот артефакт. Вдруг это оружие, которое поможет в сражении? Грейс начала аккуратно разворачивать узелок. Когда Уилл увидел предмет, у него перехватило дыхание.

То была Чаша Хранителей, мерцавшая, как тёмная драгоценность. По форме она напоминала перевёрнутый колокол на широкой ножке. По основанию вилась алая надпись: Callax Reigor. Чаша Королей.

Callax Reigor.

Казалось, реликвия звала, предлагая сделку, которой некогда соблазнились Хранители: «Испейте. Испейте, и я дарую вам силу».

Киприан резко поднялся, с грохотом отодвигая свой стул из-за стола, и навис над Грейс. Лицо послушника исказилось, точно он слышал зов Чаши, и в следующий миг выбил реликвию из рук девушки. Кубок с тяжёлым лязгом ударился об пол, откатился по каменным плитам в угол, качнулся и застыл.

Уилл проследил за Чашей, не в силах отвести взгляд. Взгляды остальных тоже были прикованы к реликвии.

Не оглядываясь, Киприан прошёл к двери.

* * *

Уилл догнал послушника снаружи, уже готовясь к тому, что его придётся искать, но здесь было некуда идти. Киприан остановился в небольшом дворе с высохшим фонтаном, откуда открывался вид на далёкую стену, и смотрел на неё. Взгляд выхватывал детали – напряжённая спина, запятнанная белая туника, каскад длинных волос…

– Прости.

– Это не твои деяния, – отозвался Киприан. – Не ты несёшь бремя вины.

Эта фраза резала острее ножа. Уилл постарался найти верные слова – слова, которые были так нужны ему самому после ночи в Боухилле, когда беглец пробирался по грязи и просто пытался выжить.

– Ты не один, – проговорил он.

Но ведь это не было правдой. Киприан в самом деле остался один в своей скорби, в своей муке – последний из ордена, последний хранитель традиции и истории, которую не с кем было разделить.

Вот что делал Саймон – истреблял всех, оставляя в одиночестве их родных, отсекал все связи с близкими, с семьёй. «Я не хочу убивать», – сказал потомок Госпожи однажды, и тем не менее все, кто был ему небезразличен, погибали. Саймон продолжал сеять смерть.