— Остаться?

Сердце ёкнуло.

Предательски так. Вот не стоит верить ёкающему сердцу. Сердце — оно еще более ненадежно, чем мужские обещания.

— Я готов заплатить. У меня есть деньги!

— Верю, — Стася скрыла улыбку.

— Я… во-первых, я буду помогать. С домом. С… котиками тоже. И со всем, но… я опасаюсь, что, если кто-то узнает там, в Китеже… они захотят понять, с чем дело имеют.

Ежи повел плечами.

— А мне бы самому для начала разобраться. Вот. И возможно, Евдоким Афанасьевич не откажется… помочь.

— Спроси.

— Спрошу. Но… если ты против… если в доме я буду мешать.

Стася фыркнула: в этом доме и дюжина магов, которые больше не маги, не помешает. Кроме того… там и без того стало людно, и тех, других людей, в отличие от Ежи, она совсем не знает.

— Оставайся, — сказала она и повернулась. Заглянула в глаза, вновь отметив, до чего ясны они. А сила его, новая, окутавшая Ежи с ног до головы, ластится к Стасе. — Я буду рада. Котики… думаю, тоже.

Фыркнул Зверь.

А Бес отвернулся, всем видом показывая, что говорит Стася исключительно за себя. Котики… котикам люди, если подумать, вовсе без надобности.

Дальше шли по болоту.

И как-то получалось так, что дорожка в нем сама легла, этаким ковром из тоненьких цветочков, хрупких с виду.

Шейхцерия болотная.

Название всплыло в голове, и Стася сорвала один цветок. Не пахнет… вот багульник, заросли которого начались у опушки, тот пах, тяжело, едко, грозясь перспективой головной боли.

Чихнула Лилечка.