Небо над пустыней Саладх трескается. Мы падаем все быстрее.

Вверх.

Какой-то частицей своего существа мы при первом же грохоте снарядов мгновенно переносимся на тысячи лет вспять. В нас просыпается звериный инстинкт, который ведет и защищает. Он не осознан, он куда быстрее, куда надежнее, куда безошибочнее сознания. Объяснить это невозможно. Идешь и не думаешь ни о чем – и вдруг лежишь во впадине, а над тобой во все стороны летят осколки, но ты не можешь вспомнить, чтобы услыхал снаряд или подумал, что надо лечь. Если бы ты доверился сознанию, уже был бы кучкой растерзанной плоти. Тут действовало то самое провидческое чутье, оно рвануло тебя к земле и спасло, а ты и знать не знаешь как. Не будь его, от Фландрии до Вогез давно бы не осталось ни единой живой души. Мы уезжаем хмурыми или веселыми солдатами, а в зону, где начинается фронт, прибываем уже людьми-животными. Эрих Мария Ремарк. На Западном фронте без перемен[3]

Какой-то частицей своего существа мы при первом же грохоте снарядов мгновенно переносимся на тысячи лет вспять. В нас просыпается звериный инстинкт, который ведет и защищает.

Он не осознан, он куда быстрее, куда надежнее, куда безошибочнее сознания.

Объяснить это невозможно. Идешь и не думаешь ни о чем – и вдруг лежишь во впадине, а над тобой во все стороны летят осколки, но ты не можешь вспомнить, чтобы услыхал снаряд или подумал, что надо лечь.

Если бы ты доверился сознанию, уже был бы кучкой растерзанной плоти. Тут действовало то самое провидческое чутье, оно рвануло тебя к земле и спасло, а ты и знать не знаешь как. Не будь его, от Фландрии до Вогез давно бы не осталось ни единой живой души.

Мы уезжаем хмурыми или веселыми солдатами, а в зону, где начинается фронт, прибываем уже людьми-животными.

Послесловие

Послесловие

Почему сугубо гражданский человек вдруг решает написать роман об армии? И это вовсе не военный репортер, известный своей отвагой и готовностью рисковать, который летает в Ирак или Афганистан, вживую беседует с командирами и рядовыми солдатами. Это крайне важный вопрос, который я адресую самому себе. Почему ты взялся за нечто подобное?! Даже если армия, которую ты описываешь, на самом деле не существует и является частью придуманного мира, частью более крупного проекта? Почему?

Вопрос этот впервые прозвучал уже после того, как книга была написана. Как не слишком часто публикующийся, но в меру опытный и сознательный автор, я, естественно, должен был задать его себе раньше. Однако случилось иначе, и его задала капитан Магдалена Козак, когда после прочтения «Дисторсии» делилась со мной впечатлениями. Она вполне естественным образом спросила о причинах такого решения, а я вынужден признаться (со стыдом), что у меня не нашлось готового ответа. Я что-то бросил Магде в трубку, сочиненное на ходу, но вовсе не был уверен, что это правда.