— Луна, — прошептал он, снова удивляясь звуку своего голоса.
Сердцебиение участилось. Он начал дрожать.
Сахарная корка на стекле вдруг претерпела необъяснимые изменения. На глазах Брендана тонкий лед начал таять по краям стекла и съехал к центру. Через несколько секунд, когда таяние прекратилось, остался идеальный ледяной круг дюймов десять в диаметре, призрачно мерцавший посреди чистого сухого темного прямоугольника окна.
Луна.
Брендан знал: это знак, хотя и не догадывался, кто или что и откуда посылает его, как не понимал и смысла знака.
Вечером под Рождество, когда он был у родителей в Бриджпорте, ему приснился сон, в котором, очевидно, фигурировала луна, — он разбудил отца и мать громкими испуганными криками. Но он ничего не запомнил. С тех пор, насколько ему было известно, луна не присутствовала ни в одном из его сновидений: их действие всегда происходило в каком-то таинственном месте, наполненном ослепительным золотым светом, где ему предлагали какое-то невероятное откровение.
А теперь, пока он тянулся рукой к слегка флуоресцирующей изморози на стекле, та сделалась ярче, словно в кристаллах льда происходила химическая реакция особого рода. Изображение луны изменилось, поменяв молочный оттенок на девственно-белый — цвет снега в лучах солнца, и становилось все ярче, пока не превратилось в искрящийся круг серебра, что сверкал на стекле.
Сердце Брендана яростно колотилось, он пребывал в уверенности, что стоит на грани поразительного откровения, и продолжал тянуть руку к окну; он охнул, когда столб света, похожий на луч прожектора и ничуть не уступавший ему в яркости, оторвался от морозной луны и упал на его постель. Брендан прищурился, глядя на сияние, пытаясь понять, как столь яркое свечение может исходить от схваченного морозцем окна, но тут свет изменился на бледно-красный, на темно-красный, на малиновый, на алый. Смятые одеяла вокруг него блестели, как расплавленная сталь, а протянутая рука казалась мокрой от крови.
Его охватило ощущение дежавю, он пребывал в абсолютной убежденности, что когда-то уже стоял под алой луной, купался в ее кровавом свете.
Хотя он жаждал понять, как этот странный красный свет связан с чудесным золотым светом его сновидений, хотя он все еще чувствовал зов чего-то неизвестного, ожидавшего его в этом сиянии, им внезапно овладел страх. По мере того как алые лучи становились все ярче, а спальня превращалась в котел, полный холодного красного огня и красных теней, страх Брендана перерастал в такой беспредельный ужас, что его начало трясти и кожа покрылась потом.