Кроме того, Кэл Шаркл, знакомый дальнобойщик Блоков из Чикаго, человек с зомбированным взглядом на одной из фотографий, зарегистрировался в мотеле перед доктором Вайс. Первыми гостями, записанными в этот день, были мистер и миссис Алан Райкофф с дочерью из Лас-Вегаса. Доминик не сомневался: это та самая молодая семья, что снялась перед входом в девятый номер. Имени Зебедии Ломака в журнале не было, — возможно, ему не повезло заехать в гриль-кафе тем вечером, по пути от Рино к Элко. Еще одно имя, возможно, принадлежало молодому священнику с поляроидного снимка, но если и так, он не указал своего сана.

— Мы должны поговорить с каждым из них! — возбужденно сказал Доминик. — Завтра, как только встанем, начнем обзванивать их и узнаем, что они помнят о тех июльских днях.

Чикаго, Иллинойс

Нисколько не поколебавшись в своей решимости, не продемонстрировав ни малейшей неуверенности, Брендан сумел получить согласие отца Вайкезика на поездку в Неваду — в понедельник, без ожидающего чуда монсеньора Джанни на хвосте.

В десять минут одиннадцатого он выключил свет, лег в постель, устроился в темноте на боку и уставился в окно, где на изморози, покрывшей стекло, едва поблескивал бледный свет. Окно выходило во двор, где в этот час не горело ни одного фонаря, поэтому Брендан знал, что видит отраженное лунное сияние, преломленное тонким слоем льда на стекле. Сияние могло быть только отраженным, потому что траектория движения луны по небу не допускала прямого обзора: вечером земной спутник был виден из окна кабинета, располагавшегося на другой стороне дома, и теперь луна не могла находиться над двором — для этого ей пришлось бы отклониться от своей траектории и повернуть на девяносто градусов, что было невозможно. Брендан терпеливо лежал в ожидании сна. Постепенно его начала интриговать ненавязчивая повторяемость рисунка, образованного вторичными лунными лучами, проникавшими сквозь изморозь на стекле. Свет делился там, где один кристаллик льда соприкасался с другим; каждый лучик расщеплялся на сотни новых, потом еще на сотни.

— Луна, — прошептал Брендан, удивленный своим голосом. — Луна.

Постепенно он стал понимать, что происходит нечто сверхъестественное.

Поначалу он чувствовал только очарование гармоничным взаимодействием мороза и луны, но вскоре очарование перешло в нечто более сильное — влечение. Он не мог оторвать взгляд от жемчужного окна. Это было неопределенное обещание, оно влекло его к себе, как пение сирены влечет моряка. Пока еще не понимая своих намерений, он выпростал руку из-под одеяла и потянулся к окну, хотя от стекла его отделяли десять футов — дотянуться с кровати было невозможно. Черный силуэт руки с раздвинутыми пальцами четко выделялся на фоне мягко мерцавшего белоснежного стекла, и тщетные потуги Брендана определялись одолевавшим его желанием. Он жаждал оказаться в этом свете, не в том, который жил во льду, а в другом, в золотистом свете его сновидений.