Эта мысль поразила всех, погрузив в молчание. Они слышали, как под скорбное завывание ветра у окон тикают кухонные часы, и размышляли, не поедает ли их смертельная болезнь.

Наконец Эрни сказал:

— Может быть, мы подверглись заражению и медленно гнием изнутри, но я так не думаю. Ведь в Шенкфилде испытывают образцы оружия. А какая польза от оружия, которое убивает врага через несколько лет?

— Практически никакой, — признал Доминик.

— И как химическое отравление может объяснить то странное происшествие, которое случилось с вами в Рино, в доме Ломака? — спросил Эрни.

— Понятия не имею, — ответил Доминик. — Но теперь мы знаем, что они объявили карантин на всей этой территории под предлогом разлива токсичных материалов — не важно, реальным он был или нет. И версия о промывании мозгов вызывает гораздо больше доверия. Смотрите: прежде я не мог объяснить, как кто-то по своему желанию мог ограничить нашу свободу и заставить нас забыть то, что мы видели. Но карантин дал им необходимое время и позволил не допустить сюда любопытных. Так что… по меньшей мере теперь мы имеем представление о том, с кем столкнулись. С американскими военными, которые действовали с ведома правительства или сами по себе. Так или иначе, они пытались скрыть случившееся здесь, то, что они сделали, хотя не должны были делать. Не знаю, как вам, но мне становится до жути страшно при мысли о том, что нам противостоит столь серьезный и потенциально безжалостный враг.

— Старый морпех вроде меня должен презирать армию, — сказал Эрни. — Но знаете, они все же не дьяволы. Мы не можем вот так сразу сделать вывод о том, что стали жертвами злокозненного заговора правых. Параноики-романисты и Голливуд зарабатывают на таких выдумках миллионы, но в реальном мире зло действует более тонко, более скрытно. Если за тем, что с нами случилось, стоят армия и правительство, это еще не означает, что они действовали беспринципно. Может быть, с их точки зрения, они сделали единственный разумный выбор в тех обстоятельствах.

— Разумный или нет, — ответила Фей, — но мы должны докопаться до истины. Если не сможем, никтофобия Эрни наверняка примет более тяжелую форму. И ваши хождения во сне, Доминик, тоже. И что тогда?

Они все знали, «что тогда».

«Что тогда» означало ствол дробовика во рту — путь к успокоению, который выбрал Зебедия Ломак.

Доминик посмотрел на страницу журнала регистраций, лежавшего перед ним. В четырех строках над своей фамилией он увидел другую запись, которая потрясла его. Доктор Джинджер Вайс. И ее бостонский адрес.

— Джинджер, — сказал он. — Четвертое имя на лунных постерах.