— Никто толком не знает. Похоже, около дюжины.

— Но кому понадобилось их травить? — спросил первый.

— Догадайся с одного раза, — сказал второй.

— Полковник Фалкерк. Этот долбаный полковник Фалкерк, — проговорил первый.

— Но мы никогда не сможем это доказать, никогда не прищучим ублюдка, — сказал второй.

Другая сцена, встык с первой. Ванная в мотеле. Эти же двое удерживают Доминика на ногах, тыча его головой в раковину. Теперь он понимает, что́ именно они ему говорят. Все больше волнуясь, они обращаются к нему, требуют, настаивают, пытаются вызвать у него рвоту. Долбаный полковник Фалкерк отравил его, а эти двое напоили отвратительным на вкус рвотным средством, и теперь он должен очиститься от яда, который его убивает. Но хотя он чувствовал тошноту, его все не рвало. Он тужился, рыгал, в животе бурлило, пот катился с него, как расплавленный жир с курицы на открытом огне, но он никак не мог избавиться от яда.

— Нам нужен зонд для промывки желудка, — сказал первый.

— У нас нет зонда, — возразил второй.

Они еще сильнее наклонили Доминика над фарфоровой раковиной. Боль в груди стала острее, Доминик теперь едва дышал, по его телу проходили горячие, липкие судороги тошноты, с него капал пот, но его не рвало, не рвало, не рвало. А потом наконец его вырвало.

Другая сцена встык. Снова в кровати. Слабость, он слаб, как котенок. Но слава богу, теперь он может дышать. Люди в защитных костюмах очистили его и опять пристегнули ремнями к кровати. Тот, что был справа, приготовил шприц и сделал ему инъекцию чего-то, явно предназначенного для противодействия остаткам яда в организме. Тот, что был слева, снова подсоединил его к капельнице, через которую теперь вливали не физраствор, а какое-то лекарство. Доминик чувствовал слабость и только ценой больших усилий оставался в сознании. Они снова стали подключать его к электрокардиографу, разговаривая при этом.

— Фалкерк — идиот. Нам это не удастся скрыть, чуть что — и все обнаружится.

— Он боится, что блокировка памяти не устоит. Боится, что кто-нибудь из них вспомнит об увиденном.

— Может, он и прав. Но если этот говнюк убьет всех, как он объяснит, откуда взялись трупы? Налетят репортеры, как шакалы на падаль, и тогда уж точно ничего не удастся скрыть. Хорошая промывка памяти — вот единственный разумный ответ.

— Меня ты можешь не убеждать. Попробуй скажи об этом Фалкерку.

Фигуры из его сна растаяли вместе с голосами, и Доминик переместился в другой кошмар. Он больше не чувствовал ни слабости, ни тошноты, но его страх перешел в абсолютный ужас, и он в панике бросился бежать с невыносимой медлительностью, как всегда бывает в кошмарах. Он не знал, от чего бежит, но за ним явно гналось что-то угрожающее и нечеловеческое, Доминик чувствовал его у себя за спиной, оно приближалось, тянулось к нему, приближалось еще быстрее, и он наконец понял, что не уйдет от погони, остановился, повернулся, поднял голову и вскрикнул от удивления: