— Луна!

Доминика разбудил его собственный крик. Он находился в двадцатом номере — лежал на полу у кровати, лягался, молотил руками. Он поднялся и сел на кровать.

Посмотрел на свои дорожные часы. Три часа семь минут.

Дрожа, он вытер влажные ладони о простыню.

Двадцатый номер оказал на него именно то воздействие, на которое он рассчитывал: негативные вибрации этого места простимулировали память, сделали кошмар более ярким, более детальным, чем прежде.

Эти сны коренным образом отличались от всех прежних, потому что были не фантазиями, а проблесками прошлого опыта, увиденного через искажающую линзу, — в большей степени реминисценциями, чем сновидениями, запретными воспоминаниями, сброшенными в черное море подсознания: так сбрасывают с моста в реку мертвое тело, привязав к нему бетонный блок. И вот наконец воспоминания освободились от груза и устремились к поверхности.

Его и в самом деле удерживали здесь: накачали какими-то средствами, промыли мозги. И в то же время некий полковник по имени Фалкерк по-настоящему отравил его, чтобы он никому не смог рассказать о том, что видел.

Фалкерк был прав, подумал Доминик. Несмотря на промывку, мы все-таки вспомним правду. Ему следовало убить нас всех.

Утром в воскресенье Эрни купил в Элко фанерные листы, у приятеля, владевшего магазином строительных товаров. Взяв портативную циркулярную пилу, он нарезал листы того же размера, что и выбитые стекла. Нед и Доминик помогли ему прибить фанеру, и к полудню работа была закончена.

Эрни не хотел вызывать стекольщика, потому что случившееся вечером могло повториться. Пока они не узнают, что вызвало грохот и взрыв, вставлять новые окна было глупо. А гриль-кафе «Транквилити» решили на время закрыть.

Мотель тоже закрывался. Эрни не хотел, чтобы бизнес отвлекал его от разгадки тайны «токсичного разлива». После отъезда постояльцев, зарегистрировавшихся накануне, в мотеле должны были остаться только Эрни, Фей, Доминик и другие жертвы: узнав о том, что случилось с ними, они могли выразить желание приехать в Элко и поучаствовать в расследовании. Эрни не знал, сколько номеров может понадобиться для товарищей по несчастью, и решил отвести им все двадцать. На это время «Транквилити» переставал быть мотелем и — пока не закончится война с неизвестным врагом — превращался в казармы, где размещались войска.

Когда окна кафе забили фанерой, они сели в служебный фургон «додж», и Фей повезла их по федеральной трассе на восток. Проехав четверть мили, она остановила машину на обочине, близ того места, которое имело особую притягательность для Эрни и Сэнди. Все пятеро стояли у дорожного ограждения и смотрели на юг, пытаясь войти в общение с местностью, которая помогла бы прояснить прошлое. Со дня зимнего солнцестояния прошло всего три недели, и солнце оставалось почти таким же жестким и холодным, как свет неоновой лампы. В середине января долины, покрытые кустарником и травой, неровные холмы, овраги и корявые скалы были окрашены большей частью в три цвета — коричневый, серый и темно-красный, с редкими вкраплениями белого песка, снега и борных руд. Небо все больше затягивалось серыми тучами, пейзаж казался голым и безотрадным, но при этом, несомненно, выглядел строгим и величавым.