На этот раз пауза была наполнена смыслом.
— Это неудачная шутка? Вы явно знаете, что случилось с Аланом.
— Пожалуйста, миссис Монателла, поверьте мне: я не знаю, что случилось с вашим бывшим мужем. Но насколько я знаю, велика вероятность того, что вы, он или ваша дочь страдает от необъяснимых психологических проблем, вас преследуют жуткие повторяющиеся кошмары, содержания которых вы не помните, и некоторые из них связаны с луной.
Пока Доминик говорил, женщина два раза удивленно охнула, а когда попыталась ответить, обнаружила, что язык почти не слушается ее.
Поняв, что она готова расплакаться, Доминик продолжил:
— Миссис Монателла, я не знаю, что происходит с вами и вашей семьей, но худшее позади. Худшее позади. Как бы дальше ни развивались события… по крайней мере, вы теперь не одна.
В двух тысячах четырехстах милях от округа Элко, на Манхэттене, Джек Твист проводил воскресенье, раздавая деньги.
Вернувшись накануне после ограбления «гардмастера» в Коннектикуте, он проехал по городу в поисках тех, кто нуждался в деньгах и заслуживал подарка, и расстался со всеми купюрами только к пяти часам утра. Находясь на грани физического и эмоционального срыва, он вернулся в свою квартиру на Пятой авеню, тут же лег в постель и мгновенно уснул.
Ему опять снились шоссе в пустыне, бескрайний ландшафт, залитый лунным светом, и преследующий его незнакомец в шлеме с темным щитком. Лунный свет внезапно приобрел кровавый оттенок, и он проснулся в панике — было воскресенье, час дня, — молотя кулаками по подушке. Кроваво-красная луна? Он не знал, что это значит и значит ли что-нибудь.
Он принял душ, побрился, оделся, на скорую руку позавтракал апельсиновым соком и зачерствевшим круассаном.
В гардеробной, примыкавшей к спальне, он удалил искусно замаскированную фальшивую панель и проверил содержимое секретного хранилища глубиной в три фута. Драгоценности, доставшиеся после октябрьского ограбления ювелирного магазина, были наконец успешно проданы скупщику, а бо́льшую часть денег мафии, взятых на складе в декабре, он перевел на свои счета в трех швейцарских банках с помощью нескольких дюжин чеков. Осталось всего сто двадцать пять тысяч, чрезвычайный фонд на всякий пожарный случай.
Он переложил бо́льшую часть этих денег в портфель: девять перевязанных пачек стодолларовых купюр, по сто штук в каждой, и пять пачек двадцатидолларовых купюр, тоже по сто штук в каждой. В тайнике осталось еще двадцать пять тысяч — казалось, более чем достаточно теперь, когда он расстался с преступным прошлым и не собирался попадать в ситуации, которые могли бы потребовать быстрого выезда из штата или страны.