— Но что означают медные пуговицы на пальто человека, который убил Пабло? И на форме полицейского? Почему они привели меня в ужас и вызвали фугу?

— Мы знаем, что военные участвуют в сокрытии случившегося, — сказал Доминик, крутя ручку обогревателя, чтобы повысить температуру: обдуваемые ветром окна излучали холод, — а на их формах есть медные пуговицы, правда не со львами. Скорее всего, там тисненые орлы. Пуговицы на пальто убийцы и на форменной куртке полицейского, вероятно, напоминали пуговицы на мундирах тех, кто держал нас в заточении в этом мотеле.

— Да, но вы сказали, что на них были защитные костюмы, а не мундиры.

— Может быть, они не все время носили защитные костюмы. В какой-то момент они решили, что опасность миновала и костюмы можно снять.

Она кивнула:

— Я уверена, так оно и есть. И тогда остается только одно. Эти каретные фонари за домом на Ньюбери-стрит в день убийства Пабло. Я вам рассказывала о них: кованое железо с зернистыми стеклами янтарного цвета. Лампы мигают, как пламя газовой горелки. Совершенно обычные лампы. Но при виде их я отключилась.

— Основания ламп в номерах «Транквилити» имеют форму фонарей типа «летучая мышь» с маленькими янтарными окошками.

— Черт побери! Значит, причиной каждой моей отключки был предмет, напоминавший о тех днях, когда мне промывали мозги!

Доминик помедлил, потом залез под свитер, вытащил поляроидную фотографию из кармана рубашки, протянул ей.

Джинджер побледнела и задрожала, увидев себя, свои пустые глаза, уставившиеся в камеру.

— Гевалт! — воскликнула она и отвернулась от фотографии.

Доминик дал ей время, чтобы прийти в себя.

Снаружи, в гаснущем грязно-сером свете дня, в молчаливом ожидании застыло около десяти машин, похожих на темных, немых, задумчивых животных. Ветер носил по щебенчатому покрытию мусор, мертвые листья, всевозможную труху.

— Это мешугге, безумие какое-то, — сказала Джинджер, снова переводя встревоженный взгляд на фотографию. — Что могло случиться с нами, что оправдывало бы этот продуманный, опасный заговор? Что такого важного мы могли увидеть, черт побери?

— Мы узнаем, — пообещал Доминик.

— Узнаем ли? Позволят ли они нам? Они убили Пабло. Разве они не пойдут на что угодно, чтобы не дать нам раскрыть правду?

Еще раз отрегулировав обогреватель, Доминик сказал:

— Насколько я понимаю, заговорщики делятся на две фракции. Есть твердолобые, как полковник Фалкерк и его подчиненные, а есть ребята получше — не могу назвать их «хорошими ребятами»: например, тот парень, который прислал нам эти фотографии, и те двое в защитных костюмах из моего сна. Твердолобые хотели прикончить всех нас с самого начала, чтобы их тайне с гарантией ничто не угрожало. Но ребята получше решили прочистить нам мозги, использовать вместо насилия методы контроля памяти, чтобы мы могли жить и дальше. Видимо, у них больше влияния, раз они смогли продавить свой план.