— Твоя поездка — большая ошибка, — заявила Мэри.

Это не кончится никогда.

В аэропорту, когда Д’жоржа на прощание поцеловала родителей, те сказали, что любят ее, она сказала то же самое, и, как ни странно, все говорили правду. Хотя они постоянно донимали Д’жоржу, хотя их язвительность глубоко ранила ее, они любили друг друга. Если бы не любовь, они бы давным-давно перестали разговаривать. Отношения детей с родителями бывают иногда более загадочными, чем события, происходившие в мотеле «Транквилити» полтора года назад.

«Ведро с гайками» местной авиакомпании оказалось более комфортабельным, чем представляла Мэри: с обеих сторон узкого прохода располагалось по шесть мягких кресел, в бесплатных наушниках играла фоновая музыка, а пилот обращался с самолетом нежно, как с ребенком.

Тридцать минут спустя после вылета из Лас-Вегаса Марси закрыла альбом и, не обращая внимания на свет за иллюминатором, уснула, убаюканная громким, но гипнотизирующим гулом двигателей.

Д’жоржа во время полета думала о будущем: о дипломе по менеджменту, к которому она продвигалась, о надежде обзавестись магазином одежды, о трудной работе впереди — и об одиночестве, которое уже становилось проблемой. Ей нужен мужчина. Не в сексуальном смысле, хотя и это приветствовалось! Она встречалась несколько раз с мужчинами после развода, но в постель не ложилась ни с кем. Она не была евнухом в юбке. Секс был важен для нее, ей не хватало секса. Но секс был не главной причиной, по которой ей требовался мужчина, один, особый мужчина, товарищ. Ей нужен был тот, с кем она могла бы делить мечты, победы и поражения. У нее была Марси, но это не одно и то же. Генетические особенности человека, казалось, принуждали жить в паре с кем-нибудь, и эту потребность Д’жоржа чувствовала особенно остро.

Самолет двигался на северо-северо-восток, Д’жоржа слушала в наушниках Мантовани и — что было ей несвойственно — ненадолго погрузилась в девичьи фантазии. А что, если в мотеле «Транквилити» она встретит какого-нибудь особенного человека, с которым вместе начнет эту новую жизнь? Она вспомнила мягкий, но уверенный голос Доминика Корвейсиса, он тоже стал частью ее фантазий. Если таким мужчиной станет Корвейсис, что скажет отец, узнав о ее намерении выйти за одного из этих чокнутых пьяниц-писателей? Тех, что вывешивают своих жен в окне на большой высоте?!

Она выбросила эту фантазию из головы вскоре после посадки самолета, быстро поняв, что сердце Корвейсиса уже занято.

В четыре тридцать, за полчаса до заката, небо в Элко было затянуто темными тучами. Рубиновые горы на горизонте отливали лилово-черным цветом. Холодный пронзительный ветер задувал с запада и служил веским доказательством того, что они пролетели четыре сотни миль на север от Лас-Вегаса.