Наконец, когда каждому из голодных собратьев была выдана его порция ароматного варева, мы с Надьей навалили пару порций и себе. Мне она, разумеется, дала куда больше еды, чем остальным, но непохоже, чтобы кто-то был против.

Когда я уже собиралась сесть на одну из расстеленных на полу шкур (столов здесь не было, все ели прямо на полу), к нам подошел тот странный, покрытый густой шерстью человек, приветливо улыбаясь.

— Командир просила занести ей порцию, но так и тянет посидеть, поболтать с новенькой, — он по-доброму оскалился, глядя на меня. — Надо ж знать, кого ругать за куски обсидиана в мясе!

— Не шипи на мою помощницу, Бруни, засранец! — осекла его старуха Надья. — Давай быстрее жри, а то холодное Вигдис понесешь и огребешь от нее!

Я взяла свою глиняную тарелку с горячей пищей и хотела было сесть рядом с пиявками, которых сейчас окружали их новые соратники, о чем-то оживленно переговариваясь и смеясь, но решила все-таки уделить внимание Бруни и села рядом с ним у одной из стен. Он тут же начал быстро есть огромной деревянной ложкой, громко чавкая и пыхтя. Затем вдруг остановился, поморщился и вытащил изо рта кусочек обсидиана, размером не больше ногтя.

— Ну, я ж сказал, — усмехнулся он и бросил камешек на пол. — Не переживай только, это, небось, старуха и пропустила. Нихрена ж уже не видит все-таки.

— Ага... — я неловко усмехнулась. — Слушай, а...

— Да я сын медведя просто! — опередив мой вопрос ответил он. — Гра-а-ах!

От его внезапного громогласного рыка я поперхнулась и закашлялась, и Бруни, хлопая меня по спине, звонко засмеялся.

— Шучу, — улыбнулся он. — Просто такой уродился. У меня и отец, и дед такими были.

— А почему..?

— Почему сюда пришел? — Бруни снова угадал мой вопрос. — Ну, знаешь... Погодка мне здесь нравится.

Он, улыбаясь, уставился на меня, ожидая моей реакции. Но до меня слишком долго доходило, что это всего-навсего очередная шутка, и мохнатый, не выдержав, засмеялся сам. Смех у него, надо сказать, был одним из самых заразительных, что я когда-либо слышала, и не начать смеяться вместе с ним было просто невозможно.

— Ну хорошо-хорошо... — посмеиваясь, протянула я. — Небось такого, как ты, в первые ряды ставят, а? Вон, здоровый какой, не то, что я.

— Тебе не нравится твоя работа? — усмехнулся он. — Майя, да я нужник чищу!

Он снова засмеялся, однако в голосе у него не было ни капли фальши. Было нетрудно понять, что он говорит абсолютно серьезно.

— Беру, вырезаю лед, в котором застывшее дерьмо с мочой, а потом в море, — рукой он показал, как сбрасывает со стены огромный кусок замерзших отходов. — А как в немертвого попаду, так это вообще праздник!