Она вышла вперед, к краю стены, со скучающим видом осматривая собравшихся внизу врагов. По меньшей мере три десятка мертвецов стояли ровным строем лагах в ста от крепости, не двигаясь и ничего не предпринимая. Перед ними медленно расхаживал белый медведь с распоротым брюхом и мутными мертвыми глазами, а на звере восседал покойник, чья грудь и руки были полностью покрыты обсидианом. Вооружены противники были довольно интересным образом — все их оружие было целиком сделано из кости, в основном это были, разумеется, копья и булавы. Были среди них, впрочем, и пращники — несколько мертвецов были готовы метать ледяные снаряды по первому слову своего командира.

 Наконец, войско мертвых пришло в движение. Впереди всех медленно, без страха ехал верхом на медведе их капитан. Он неотрывно смотрел на стены Белой крепости, особенно долго задерживая взгляд на Вигдис. Она же со спокойным видом держала в одной руке глиняную тарелку с кашей и ела.

 Стены загудели. Всю крепость пронзила мелкая, угрожающая дрожь — мертвые в стенах тщетно пытались вырваться, чувствуя, что их вожак рядом. Когда он наконец остановился почти у самых стен крепости, то поднял руку, приказывая своим воинам остановиться. Задрав голову и белыми мутными глазами глядя на Вигдис, он громко сказал:

 — Сдавайтесь.

 — Они могут говорить?! — полушепотом удивленно спросила я Бруни. Тот кивнул.

 — В жопу меня поцелуй, — спокойно ответила Вигдис, продолжая есть.

 — Вам не выстоять. Не сегодня, так завтра ваш бастион падет, — продолжал мертвый командир.

 — Да насрать мне, — хмыкнула в ответ командир живых. — Без боя сдаются только трусы. Хочешь напасть — вперед, а то мы уже заскучать успели. Верно, детишки?!

 Она обернулась, окинув взглядом гарнизон крепости. Толпа взревела радостным, полным ярости кличем. Из всех, кто был здесь, не разделяли то же настроение лишь я с пиявками — взглянув на них, я увидела то же, что чувствовала сама. Страх сковывал тело, а руки предательски дрожали. Сейчас боялся даже Снорри, особенно он, и одного лишь короткого взгляда друг другу в глаза нам хватило, чтобы события семилетней давности вновь пронеслись перед глазами: запретный лес, повешенный, сотни костлявых сгнивших рук, желающих затянуть нас двоих в сырую землю.

 — Не ссы, Майка! — Бруни с силой хлопнул меня по плечу, и от неожиданности я чуть не упала. — Спорим, вон тому в голову заряжу? Как раз, во, кусок хороший, явно Любош срал, раз зерно не переварилось!

 — Твою-то мать, Бруни, ты отвратителен! — воскликнула я, чувствуя, как на место страху приходит чувство стыда. — Ты хоть руки моешь?