– В посольстве нет свободных тел, они заняты вашими сознаниями.

– Не будет никаких посторонних тел, – заговорил последний, – японская разведка похитит Ёна Нгуена, того самого гомосапоненавистника, что в одиночестве тратит никчемную жизнь на служение корпоративному режиму. Я займу его место. Мое сознание, вместе с моими мыслями, воззрениями, воспоминаниями, заменят на сущность того Ёна.

– Занятная идея.

– Думаю, уровень развития биотехнологий 2475 года это вполне позволит?

– Катастрофа на Дэнкинсе случилась в семьдесят шестом, – напомнила Чиёко.

– Я отправлюсь в предыдущий год.

Хозяйка чайного домика отметила для себя, что гости рассуждают так, будто она уже согласилась.

– Прежде чем мое сознание отправят в прошлое, здесь придется кое-что исправить. Чиёко, нам потребуется твоя поддержка.

– Как и мой голос за, – намекнула она гостю, что тот в своих фантазиях забежал далеко вперед. – Но я с удовольствием выслушаю.

– Чтобы искоренить аномалии при перезагрузке времени, придется стереть все мои копии.

От удивления Чиёко приподняла бровь.

– Мы готовы устраниться, – хором поддакнули Ёны-близнецы, подталкивая ее к благоразумному, по их мнению, выбору.

– Никаких копий, даже моей! Это будет билет в один конец, – заверил последний.

– Как детально вы все продумали, – похвалила она. – Спасибо, что зашли на чай.

– Ты отказываешь? Почему? – спрашивали они. Первый Ён отставил чашку с чаем, которую надлежало пустить по кругу.

– В последний раз, когда я видела маму, она так и не вспомнила меня. Я показывала ей семейные фото, игрушки, сшитое ею кимоно на мой сэйдзин-но хи114 – все впустую. В ответ она много улыбалась, как улыбаются незнакомым людям, в надежде, что они скоро уйдут. Ее безразличие ранило мне сердце. Я поклялась отцу, что придумаю способ излечить маму. Вернувшись в Нью-Нью-Токио, я обратилась в клинику по моделированию процессов головного мозга. Как выяснилось, в том учреждении продолжали печально известную программу корпорации «БиоРенью», что разрабатывала синтетических людей. Их целью не было лечение амнезии, они искали добровольцев для своих опытов. Разочарованная, я собралась уходить, но они предложили мне поучаствовать в проекте по отделению сознания от физического тела. По их заверениям, можно было помочь не только моей маме, но и всему человеческому роду. Анализы показали, что структура моего головного мозга идеально подходит для процедуры, которую впоследствии назовут сатори. Наверно, если бы раздумывала дольше, то не подписала бы договор об освобождении от ответственности за причинение вреда моему здоровью или жизни, ведь те добровольцы, что пробовались до меня, погибли. Я переживала тяжелый период… – Чиёко, передернула плечами. – Одним словом, решилась. Перед процедурой сатори посланник от самого тэнно115 дал мне монаршее благословение. Он коснулся моего плеча Амэ-но муракумо-но цуруги116 и вымолвил: «Чиёко, вы одна из первых, кто отправится в неизведанное, в оцифрованную Японию, Японию возрожденную и вечную. Приумножьте нашу славу на той стороне, куда не проникал человеческий разум». Так он сказал. Меня усыпили, и я очнулась в кромешной тьме, в которой не было зрительных восприятий или иных ощущений, не существовало ничего материального. В той пустоте один час равнялся пяти земным годам. Путем проб и ошибок наладили интерфейс и тактовую частоту процессора, отвечающего за скорость течения времени. Я вернулась в тело андроида спустя двадцать лет, когда родителей не стало. Соседи рассказали, что через неделю после моего исчезновения умер папа. В проблеске разума до мамы дошло, что она осталась одна, и не кому о ней позаботиться. Пережитый стресс вернул ей память. Долгими днями она сидела у окна и смотрела на заросшую тропинку к дому, ожидая возвращения дочери. Выплакав все слезы, она умерла на том стульчике. – Затянувшееся молчание Чиёко не нарушилось ни щебетом птиц, ни шелестом листвы. – Мама была счастлива в своем неведенье. Я осознала эту простую истину, прожив вечность. Сейчас моя душа жаждет эвтаназии, но не перезагрузок времени. Надеюсь, вы с пониманием примете отказ.