– В другой раз, – буркнул Ён. Он помолчал, и с новым рвением принялся ее уговаривать: – Чиёко, прошу, дай еще одну попытку. Я сделаю, что захочешь.

Она рассмеялась скрипучим, старушечьим смехом.

– Мне ничего не нужно. От тебя. Скоро устанешь и придешь ко мне с мольбой, чтобы я поместила тебя в новый дивный мир.

– Уж поверь, этого не случится.

– Ён, мое предложение всегда будет в силе. Я с удовольствием подарю такую реальность, о которой тебе и не помыслить. Давай же! Проснешься в солнечный четверг в объятиях любимого человека, и будешь радоваться каждому счастливому мгновению. Ведь ты этого хочешь.

Кореец медлил с ответом.

– Зачем изводить себя скукой в мирке с настройками по умолчанию? Любое занятие будет приедаться, поддельные друзья и поклонники, от нечего делать испробуешь изощренные способы самоубийства. А как еще скоротать бесконечность? Однажды заметишь, что ничему не удивляешься. Эйфория будет казаться обыденностью, извращенность – нормой. Усталость от цикличности, и мысль, что все ненастоящее, изведут тебя. Здесь, в этих мирах, изначально спроектированных под психику гомо сапиенс, твоя физиология подчиняется смоделированной химии головного мозга обычного человека. Тебе не совладать с вечностью бытия. – Еще чуть-чуть и он согласится. – Ён, позволь осчастливить тебя? Ты столько сделал, пора на покой.

– Я этого не заслужил.

– Что ж, когда почувствуешь, что достаточно настрадался, приходи в гости, я угощу тебя чаем. Такого бодрящего зеленого чая нигде не сыщешь. – Чиёко поднялась, скрипя суставами, и направилась к перекошенной двери, за которой играл лучами многосолнечный день.

По прошествии многих лет, когда дикая степь задохнулась под покровом цветочного моря, а деревья-великаны свободно разгуливали по безбрежным просторам, когда ветер сточил зубы крепостных стен, обрушил их и сровнял с землей, когда русла рек потекли вспять, а озера разрослись до морей, спустя бесчисленные миллениумы, сложившиеся в миллионы лет, на месте старинного замка, посреди бурной зелени, тянущейся к многосолнечному небосклону, сияла своей белоснежностью поляна, словно затерянный айсберг в цветущем океане – и на той прогалине, на съежившемся островке всевластия, пребывала она, ведьма Чиёко. Седые волосы, такие белые, как кимоно невесты перед замужеством или одежда самурая, готовящегося к сэппуку105, толстым слоем покрывали землю вокруг, не давая пробиться ни единому росточку. Когтистые пальцы перекатывали песчинку, бывшую некогда гранитным булыжникам из сада камней «Югэн». В повторяющихся движениях она находила успокоение и смысл, и Чиёко, пережив само время, пережив саму себя, будучи древнее любого мыслящего существа во Вселенной, терпела непреодолимую усталость от бесконечности. Она не способна ни умереть, ни жить, ибо эти понятия существуют во времени, а она – вне его. Обнулить память, чтобы начать все заново, как это делают обычным жителям, ей не позволили; а она так мечтала родиться в эпоху Просвещения и философствовать о бессмертности души на лекциях по теологии в Кембриджском университете… Ее сограждане, прожившие сотни жизней подряд, уже не ведали, откуда они родом. Их рождения, жизни, смерти и новые рождения давно поставлены на поток; а она, со своими четырьмя такими же несчастными коллегами, продолжала нести службу. На них пятерых, главных администраторах, лежит ответственность за миллиарды сознаний. Кто-то должен оставаться над системой, кто-то, кто осознает иллюзорность бытия и способен корректировать сбои в системе. Как бы отчаянно ни искала, она так и не нашла себе преемника, который удовлетворял бы жестким требованиям Совета. Никто не раскрыл изнанку мироздания. А ведь было и второе условие: добровольное желание занять пост администратора.