Костюм с трудом влез на его раздавшиеся от физического труда плечи и не желал сходиться на округлившемся за последние годы животе. Придется держать пиджак расстегнутым. Ничего, такого добра у него теперь будет в избытке.

Поскольку на вилле не было зеркал, Джимми не мог видеть, как до смешного нелепо он выглядит – небритый, растерянный, жалкий человек с распухшими от слез глазами, в костюме не своего размера и в сабо на босу ногу.

- Да вы здесь совсем одичали, сэ-эр, – сказал он себе с издевкой. – Светская одежда раздражает вас. Воротничок врезается в загривок, галстук душит, а пиджак вот-вот разойдется по швам... Ничего не поделаешь. Придется все начинать сызнова. В конце-концов дела не так уж и плохи, если вас засадили в эту комфортабельную клетку нищим, а выпускают состоятельным джентельменом. Выходит, кое-чего в жизни вы все-таки добились.

Повертев в руках расческу, он отбросил ее в сторону. В общем-то расчесывать уже было нечего – обширная, покрытая бронзовым загаром лысина вытеснила с головы почти все волосы.

Спустившись в сад, Джимми остановился в раздумье посреди аллеи, озираясь по сторонам. А может и не надо ему никуда уезжать? Этот дом, этот сад, все это натуральное хозяйство, способное годами его кормить, этот привычный, устоявшийся уклад жизни... Разве там, в Большом Мире, его ждет что-то лучшее? Чего ему не хватает? Детей? Жены? О’кей. Он может разузнать, где находится ближайший город, и наведываться туда до тех пор, пока не познакомится с достойной, скромной женщиной, а потом привезет ее сюда, и они станут жить вместе...

- Э-э, приятель, да у тебя, как я погляжу, тот же синдром, что и у несчастного мальчика, – присвистнул Джимми. – Синдром зверя в клетке. До тебя никак не доходит, что клетка больше не заперта и путь свободен. Ты не хочешь признаться себе, что попросту боишься обрушившейся на тебя свободы. Все! С этим надо кончать. И потом, меня ведь никто отсюда не гонит. Покатаюсь на машине, разведаю окрестности, а еще лучше – раздобуду где-нибудь на бензоколонке карту графства и вернусь. Будем осуществлять возвращение в человеческое общество постепенно.

Джимми направился к выходу. Подумал было, не выпить ли для храбрости, но вовремя вспомнил, что за рулем положено быть трезвым. Остановившись перед воротами, он выпятил грудь, будто это могло усилить действие медальона – ворота услужливо разъехались. Как только взору его открылось бескрайнее, расцвеченное осенними красками плато, Джимми заторопился. Волнующее, радостное нетерпение овладело им.

Ему бы броситься туда, где необъятные просторы океана сливались с безграничностью земли и неба. Но он вспомнил про машину. Без нее далеко не уйдешь.