– Вполне достаточный raison d’etre[17], вроде как в случае котят или бабочек. Но тут есть и большее. Она напоминает мне Майка. Она же не совсем русалка – видишь? – и не совсем человек. Она по доброй воле решила остаться на земле – и теперь сидит и вечно смотрит в навсегда покинутое море, вечно тоскует о своей утрате. Ты читал эту сказку?

– Ганс Христиан Андерсен.

– Да. Она сидит в Копенгагенском порту, и она – каждый, кому хоть раз приходилось делать трудный, мучительный выбор. Она не жалеет о своем выборе, но должна сполна за него расплатиться; за каждый выбор приходится платить. И плата тут – не только вечная тоска по дому. Русалочка не стала совсем человеком, – заплатив за свои ноги огромную цену, она навсегда обречена ступать ими как по острым ножам. Бен, мне все время кажется, что Майк тоже ступает по острым ножам, – только не передавай ему, ради бога, моих слов. По-моему, он этой сказки не знает, а если и знает, то не догадывается о моих сравнениях.

– Не беспокойся. Но только мне приятнее просто смотреть на нее и не думать ни о каких там ножах.

– Прелесть, правда? Хотел бы, небось, затащить такую в постель? Она же, наверное, резвая, как рыбка, – и такая же склизкая.

– Тьфу, это ж можно так все испоганить! Мерзкий ты все-таки старикашка.

– И с каждым годом все мерзее и мерзее. Ладно, осмотр на сегодня закончен – обычно я ограничиваю свой рацион одной штукой в сутки.

– Не возражаю. Я и так – словно хватил три стакана без передыху. Джубал, а почему я раньше такого не видел? Почему такие скульптуры не ставят там, где каждый мог бы на них посмотреть?

– Потому что мир наш сбрендил, а искусство обязательно отражает дух эпохи. Роден умер примерно в то время, когда у мира поехала крыша. Художники, пришедшие позже, заметили, как потрясающе пользовался он светом и тенью, объемом и композицией, заметили и стали копировать. А вот что каждая его скульптура – рассказ, обнажающий саму душу человеческую, этого они не заметили. Они ведь стали шибко умными, они презрительно фыркали на картины и скульптуры, о чем-то там рассказывающие, даже придумали для них специальное ругательство – «литературщина». Они занялись абстрактным искусством.

Джубал отрешенно пожал плечами.

– Ничего не имею против абстрактных орнаментов – когда они на обоях или линолеуме, но искусство должно вызывать сострадание или ужас. Все эти теперешние мудрствования – псевдоинтеллектуальный онанизм, в то время как настоящее творчество подобно любви, художник оплодотворяет зрителей своими чувствами. Ребятки, которые не желают – или не могут – удовлетворить свою аудиторию, быстро теряют ее симпатии. Нормальный человек ни в жизнь не купит «произведения искусства», оставляющие его равнодушным. И все равно ему приходится платить за эти кунштюки деньгами, которые правительство вытаскивает из его кармана налогами или еще каким способом.