– А вот интересно, Джубал, ты бы стерпел, если бы кому-то вздумалось вести себя в твоей гостиной, как макаки в обезьяннике?

– Нет, конечно, – хотя, если подумать, то стерпел, поскольку все происходило не у всех на виду, а ночью, под покровом темноты. Без свидетелей. А значит, мне все это было бы – и продолжает быть – до лампочки. В том-то, Бен, и дело, что ты находился не в своей и даже не в моей гостиной. Я же не устанавливаю правила поведения в чужой гостиной. Дело происходило в доме Майка… и его жены – неважно, законной или гражданской, нас это не касается. И ни мне, ни тебе судить об этом не пристало. В чужой монастырь со своим уставом не лезут – это одна из основ цивилизованного поведения.

– По-твоему, такое поведение не возмутительно?

– Тут мы подходим ко второму вопросу. Принародное проявление похоти. Лично мне такие штуки не нравятся, но я грокаю, что это издержки моего воспитания. А вот значительная часть человечества придерживается совершенно иных взглядов, оргии имеют очень обширную историю. Но что же тут «возмутительного»? Меня, уважаемый сэр, возмущают действия, не соответствующие моим этическим нормам, – и только они. А к этическим проблемам применима простая логика. Как известно, о вкусах не спорят.

– Так ты считаешь, что прилюдное совокупление – дело вкуса?

– И никак не более. И мои вкусы, сформированные с раннего детства в традициях трех поколений, закоснели настолько, что теперь вряд ли изменятся, однако они ничуть не более священны, чем вкусы Нерона, при всем их разительном отличии. Даже менее священны: Нерон был богом, а я – увы.

– Ну, чтоб я сдох!

– Все со временем, милый, все со временем. А главное, Бен, тут же не было ничего «принародного».

– Чего?

– Судя по твоим описаниям, эти люди состоят в коллективном браке – групповая теогамия, так это называется. А потому, что бы там ни произошло – или должно было произойти, из твоих обиняков ничего не поймешь, – мы должны расценивать эти действия как сугубо приватные. Ну как можно говорить об оскорблении чьих-то тонких чувств, если «здесь же нет никого, кроме нас, богов»?

– Но я был оскорблен!

– Твоя божественность оказалась неполной. Ты ввел их в заблуждение. Ты сам на это напросился.

– Я?! Джубал, я не делал ничего подобного!

– Да не строй ты из себя дурака! «Я ударил Томми любимой игрушкой, а она сломалась. Томми бяка! Это он во всем виноват!» Если ты такой уж чувствительный, уходить нужно было сразу, ведь ты сразу увидел, что их обычаи идут вразрез с твоими. Но ты остался и с восторгом воспользовался благосклонностью одной из богинь – и вел себя с ней, как бог. Ты знал обстановку, и они знали, что ты знаешь. Майк ошибся лишь в одном – принял твое лицемерие за чистую монету. Но Майку, как Юпитеру, все позволено, у него своя божественная слабость – или сила? – он никогда не сомневается в братьях по воде. Это издержки его воспитания, против них он бессилен. Нет, Бен, Майк вел себя вполне корректно, возмутительным было твое поведение.