Немота разлилась под лопаткой, протянула щупальце в плечо. Стоя по щиколотку в воде, левой рукой Шериф отстегнул от пояса размокшие хлопушки, отбросил в сторону. Огляделся.

Противоположный берег прятался в тумане – неестественном, будто по линейке отчерченном молочном барьере.

На том берегу, куда выбрался Шериф, сколько хватало глаз, тянулся заболоченный луг. Кочки, заросшие остролистой зеленью, и проплешины темной застойной воды складывались в сложный геометрически правильный узор. Идти туда было нельзя.

Вниз по течению Летянки, метрах в трехстах, над водой покачивался навесной мостик, втыкающийся в туманную пелену. Кто мог построить его и когда? И зачем? В четвертом круге не сохранилось жизни, здесь некому и не для кого возводить подобное.

Значит, оставалось просто идти по берегу, пока обстановка не сменится на более благоприятную.

Шериф сделал несколько шагов прочь от разлома, когда что-то заставило его обернуться. За колышущимся маревом из четырех фигурок теперь виднелась только одна. И та зашла в воду и исчезла. Шериф побежал.

17 Мост

17

Мост

Они зажали его у моста. Двое выбрались на берег сразу, а двое проплыли по реке далеко вперед, и пути к отступлению не осталось. Шериф сжал в левой руке костяной нож и приготовился к схватке.

Но сражения не получилось. Смуглый детина с якорем на руке, даже не приближаясь, вытащил из-за пояса суровый пастуший кнут и первым же ударом вырвал оружие из рук Шерифа. Вторым – рассек лицо. Третьим – опрокинул на землю.

Равиль схватился рукой за первую плашку моста – круглый осиновый ствол, обвязанный прочным капроновым шнуром. От дерева пахло смолой. Веревка была неестественно белой. Казалось, что мост навели час назад.

– Ползи, гнида, ползи, – сказали за спиной. – Сейчас все твои подвиги сосчитаем!

И Шериф пополз. Удары кнута настигали его с пунктуальностью метронома. Давно лопнул на спине китель, расползлась кровавым киселем форменная рубашка и подаренная Нанаем фуфайка.

Щелк! – будто кто-то дотянулся до выключателя, и сразу стало темно.

Щелк! – и в радужной темноте надо нащупать следующую поперечину, и помочь ногами, и подтянуть истерзанное тело.

Когда стало совсем худо, Равиль увидел рядом лицо учителя. Андрей Мусаевич склонился над ним, прозрачной рукой взъерошил волосы, потрогал залитый кровью лоб.

Шарипов, с таким настроем ты мне даже двойное сальто не сделаешь. Я стараюсь, Андрей Мусаевич! Щелк! К пояснице словно приложили раскаленный прут. Давай, Шарипов, не халтурь, при твоих-то данных тебе в цирке жить надо. Герб с колосками и надпись «СССР» на груди тренерской олимпийки дрожат в воздухе… Или это я теряю сознание? Щелк! И глумливый голос откуда-то издалека: