А затем медузы обрушились на нее. Крупные и маленькие, с ногами и когтями и с такими конечностями, которых ей не доводилось видеть. Ее защитную оболочку начал пробивать жар, похожий на излучение солнца. Кира отбивалась, лезвия чужи убили нескольких врагов, но остальные увернулись, а потом жар остановил ее, и «скинсьют» отступил, сигнализируя о не-боли.

Она продолжала биться, хотя голова плыла от жара. Пыталась просунуть щупальца между факелами, найти мельчайшие зазоры в броне медуз. И все это время ее оглушало близковоние отвращения: все это толпище медуз источало на нее ненависть и омерзение. [[Не-форма, ложноплоть!]] – «вопили» они, коля, рубя, прожигая путь к ее плоти. Их было столько, что сама их масса мешала Кире двигаться, хотя Кроткий Клинок старался изо всех сил.

И тогда Кира сделала единственное, что ей оставалось: она добровольно уступила власть Семени и велела ему действовать самостоятельно, потому что сама она действовать не могла. Еще несколько мгновений, и она лишится сознания…

Щит, стены, извивающиеся твари померкли, обесцветились. Комната слегка накренилась перед глазами Киры. Вспышки, удары, глухие звуки. Но все это ничего не значило, словно рябь на экране монитора, скучная абстрактная картинка.

Она чувствовала, как Семя небывало расширяется, питаясь частями «Потрепанного иерофанта», выращивая новую жизнь, отрастая, расцветая, распространяясь множеством гибких черных лиан. Кира ощущала это физическое разрастание как расширение своего ментального пространства. То, что составляло ее, растягивалось по все большей площади, истончалось по воле нейронов «скинсьюта».

Лианы проникли сквозь построенный ею барьер, они продолжали расти, пока не отыскали каждый источник не-боли. Нащупывали. Проверяли на вкус. Постигали.

Она коснулась хитина и странных желеобразных мышц, она хватала и удерживала, потом выкручивала и рвала, пока все извивающиеся твари, до которых она сумела дотянуться, не перестали извиваться.

Постепенно звуки сделались громче и Вселенная вновь обрела цвет. Сначала красный – пятна крови на стенах. Потом синий – сигнализация перепада давления, мерцающая под потолком. Желтый и зеленый – ихор, смешанный с кровью.

Голова ее прояснилась, как прояснился и воздух: дым и облако маскировочного порошка и дипольных отражателей струились к трем отверстиям в переборках, самое большое размером с ее кулак. Тончайший слой черных волокон чужи покрывал почти все помещение, а сама она дрейфовала в центре, подвешенная на десятках канатов и нитей, исходивших от нее к стенам. Между узкими нишами, где болтались погибшие мокрицы, были разбросаны останки десятков медуз. Облако ихора и внутренностей, жуткая буря разодранных тел, потоки жидкости, обломки снаряжения. На глазах у Киры вытекающий поток воздуха увлек с собой крабообразную медузу, и та застряла в отверстии, запечатав его.