– Ай! – сказал Фалькони. – Не может быть, чтоб это был единственный выход. Придумай что-нибудь получше.

Нильсен тоже вступила в разговор, и Кира была рада услышать напоследок и ее голос:

– Кира, ты не должна жертвовать собой только ради того, чтобы спасти нас.

Кира тихо рассмеялась:

– Кто бы говорил.

– Тебя не убедить, так? – спросил Фалькони, и Кира прямо-таки увидела, как он раздосадованно хмурится.

– Если у тебя есть идеи, я готова их обсудить.

– Достань джокера из рукава. Проделай какой-нибудь безумный фокус и перебей всех жутей.

– Я, конечно, мастерски играю в карты, но не настолько.

– А я-то думал…

– Ха! Как ты не понимаешь? Это и есть мой джокер. Я ломаю шаблон, я нарушаю сложившееся равновесие. Иначе кончится скверно для всех нас. Не твоя вина – ты не смог бы это остановить. Никто не смог бы. Думаю, это стало неизбежным уже в тот момент, когда я дотронулась до чужи, там, на Адре.

– Предопределение? Суровая мысль… И ты уверена?

– В вас сейчас не стреляют?

– Не стреляют.

– Значит, да: я уверена.

Фалькони вздохнул, и Кира почувствовала, как он устал. Представила себе, как он парит в рубке «Рогатки», завис перед голографическим дисплеем, все еще в том бронескафандре, забрызганном ихором и кровью. Сердце мучительно сжалось. Расставание с ним и со всем экипажем «Рогатки» оказалось горестнее даже, чем прощание с родителями и сестрой. Фалькони и все остальные были тут, рядом, а родные – где-то далеко, абстрактный образ, смутные призраки, с которыми она давно уже разлучилась.

– Кира… – пробормотал Фалькони. В голосе его уже зазвучала скорбь.

– Так должно быть. Уведи отсюда «Рогатку», пока есть такая возможность. Жути не будут в вас стрелять. Ну же, поторопись.

Затяжная пауза; Кира угадывала, что Фалькони препирается с Нильсен и Щеттер. Нехотя, напряженно капитан наконец ответил:

– Вас понял.