– Извините. – Паренек слегка смутился.

Затем Нильсен сказала:

– Кляйн недвусмысленно дал понять, что мы обязаны…

– Мне плевать, чего там хотят вояки, – вмешалась Воробей. – Это же Кира. Не медуза и не жуть, а Кира.

– Ты в этом уверена? – спросил Фалькони.

На миг все смолкли. Потом Воробей ударила себя кулаком в грудь:

– Да. Она помогла нам. Добилась амнистии. Вылечила Трига, в конце-то концов.

– И в результате мы все застряли на карантине, – напомнил Фалькони.

Хва-Йунг скупо улыбнулась:

– Жизнь далека от идеала.

Капитан расхохотался, и Нильсен вместе с ним.

Кира вернула зрение и слух своему восстановленному телу – экипаж как раз входил в приемный зал. Они остановились перед ней, и Кира улыбнулась им сверху вниз. С потолка неторопливо падали лепестки, розовые и белые, с теплым ароматом.

– Добро пожаловать, – сказала Кира.

Фалькони наклонил голову, уголки его губ изогнулись в чуть насмешливой улыбке:

– Уж не знаю почему, но такое чувство, словно я должен склониться перед тобой.

– Ни в коем случае, – ответила она. – Вы не должны склоняться ни перед кем. Вы не слуги – и уж безусловно не рабы.

– Точняк! – воскликнула Воробей и отдала Кире честь.

Кира перевела взгляд на Трига:

– Как ты себя чувствуешь?

Паренек пожал плечами, всячески демонстрируя беззаботность. На его щеки уже вернулся румянец.