Самое главное, что он помнил из объяснений туманной женщины, Воплощённого, мать её, Трындеца, Последнего Стража Порога – в этой несбывшейся, но единственной для меня вероятности город живёт без Стефана. Без обетованной волшебной участи. И не хочет так жить. Что понятно, – думал он, пока шёл вдоль реки, – я и сам не хотел бы. То есть вот уже прямо сейчас не особо хочу. Но придётся. Нам обоим обязательно надо жить.

Через мост перебрался к подножью холма, на котором Бернардинское кладбище, снизу его окружает забор. Вспомнил, что в конце тропы должна быть калитка, но не стал заморачиваться, перелез, да и всё. Вскарабкался по крутому склону наверх, где могилы такие старые, что их уже невозможно считать могилами, просто культурная ценность, памятники старины. Кладбище, на самом деле, не древнее, всего-то девятнадцатый век. Но ощущение от него совершенно как от римских развалин, где одновременно понимаешь противоположные вещи: время – неумолимая, страшная сила, и – никакого времени нет. В любом случае, кладбище – отличное место для первой встречи двух несостоявшихся мертвецов.

Лёг на одно из надгробий, где надписи были стёрты, ни имени, ни фамилии – мне как раз подойдёт – скрестил руки, как покойникам складывают. Всю жизнь был шутом гороховым и не собирался это менять. Сказал вслух, негромко, но очень отчётливо:

– Дорогой город Вильнюс, обрати, пожалуйста, внимание на меня. Я, понимаешь, так вышло, посланец волшебного мира. Пришёл к тебе слабый, сонный и в человеческой шкуре – ну извини, какой есть. Карма у тебя, похоже, не очень-то. Маловато старушек через дорогу переводил. Ещё небось и головы им по пути откусывал. Ну вот, допрыгался, я – твоя горькая доля, и я уже здесь!

Увлечённо гнал, по спасительной старой привычке в любых непонятных обстоятельствах веселиться, чтобы непонятные обстоятельства сильно много о себе не воображали, понимали, что тут есть кому их одолеть. В общем, неважно. Что-то он говорил, ощущая, как – даже не тело, скорее его прежняя невесомая, теперь невозможная тень – дрожит от непривычного, а всё-таки знакомого чувства. Когда-то так уже было, – думал он, и вдруг понял, что происходит. Это же город смеётся – над ним и вместе с ним.

Так обрадовался, словно всё уже получилось, все кошмарные подвиги совершены, можно выдохнуть и просто жить.

Ну собственно, всё, не всё, но главное получилось, чувак меня явно признал своим, – думал он, физически ощущая заинтересованное внимание города, и это было почти так же здорово, как заходить в кабак Тони, или с Нёхиси по крышам гулять.