Ее юное тело, ее чистая душа, нужны, необходимы, сейчас – день за днем одни и те же мысли: навязчивые, сумасшедшие, тревожащие. Я видел, как овладевал ею, как брал в независимости от места и времени, а она стонала, твердя мое имя и умоляя не останавливаться. Я представлял, как подчинял ее, тем самым избавляясь от подчинения, избавляясь от непостижимой власти, ею надо мной установленной, поскольку понимал, что сил противостоять инстинктам не осталось – на горизонте маячила смерть: моя, не почувствуй я желанное тело хотя бы кончиками пальцев; ее, если же почувствую. Так как прикоснись я к ней всего-то на мгновенье, ощути нежнейшую кожу, оторваться уже не смог бы… никогда. Что для нее грозило гибелью от рук belua ferus, моих надежнейших друзей.

И я терпел. Пытался прекратить эту пытку, забыть о ней, не преследовать, но сдержанности моей хватало на пару дней. Дольше без нее я не мог: не приходил к ней сам – она приходила в мои мысли, что распаляло душу сильнее, потому как тогда начинал представлять все то страшное, что могло настичь ее в любой момент: опасности, что подстерегали… мужчин, что ее окружали. Вот оно – мое самое изощренное наказание для себя самого: я представлял ее с другим. Он обнимал ее, целовал, касался тех участков тела, дотрагиваться до коих должен был только я, только я один… и рассудок мутился, туман застилал ясный взор красным, грязным покрывалом…