– Здравствуй, отец, – сказал Пеллонхорк. – Алеф, вы опоздали. Я уж забеспокоился.

– Мадлен… – начал я. Пеллонхорк поднял вторую руку, и я увидел в ней нож, лезвие которого было тусклым и перепачканным кровью. Я вспомнил о телах в спальне рабочих.

– Мадлен, да, – сказал он. – Я все думал, как мы будем с ней разбираться, но вы прихватили ее с собой. Спасибо, Алеф. Все-таки это стоило ожидания.

Он продолжал давить ей на шею, пока Мадлен совершенно не обмякла. Дышала она неглубоко, но дышала. Пеллонхорк пристально смотрел на отца.

– Итак, – сказал Лигат беззлобно. – Как же мы все это устроим? Пеллонхорк, ты говорил, что хотел бы, чтобы твой отец увидел смерть Мадлен. Можешь расслабиться, Алеф. Ты доказал свою верность. – Он ухватил пистолет поудобнее. Я услышал скрип – это металл скользил в его потном кулаке. – Итан, я знаю, что свою жизнь ты вымаливать не будешь, но, уж конечно, попросишь сына пощадить твою любовницу. Кто знает? Он может оказаться великодушен.

Дрейм, как мог, изменил позу и, осторожно протащив культю через грудь, зажал ее подмышкой. Казалось, будто он облачен в кровь. Он ничего не говорил. Его взгляд не оставлял Лигата.

Пеллонхорк управлял дыханием Мадлен с помощью руки: его локоть напрягался и расслаблялся, удерживая ее на грани забытья. Она была в сознании, но сил на сопротивление у нее не было.

– Ты меня разочаровываешь, отец, – сказал он. – Мадлен, ты не разочарована?

Она заплакала. На ее лицо было страшно смотреть – глаза закрывались, а потом неестественно распахивались, когда он давал ей вдохнуть, ноздри раздувались, зубы были оскалены, а язык начал вываливаться. Дышала она хрипло, и я был уверен, что у нее повреждена трахея. Пеллонхорк прижимался к ее щеке своей, мечтательно прикрыв глаза. Подобные выражения я видел в порносфере, когда мы с Пеллонхорком впервые ее исследовали. Мы видели их вместе, не понимая, на лицах сношающихся мужчин и женщин.

Лигат помедлил, возможно так же пораженный, как и я, и сказал:

– Пожалуйста, Пеллонхорк, не будем отвлекаться.

Пеллонхорк слегка, почти изящно, приоткрыл рот и ослабил захват. Мадлен подняла голову, ее щеки снова начали расцветать, и она неуверенно перенесла вес на ноги. Вид у нее был потерянный и потрясенный, тело начинала бить дрожь. Мадлен держалась обеими руками за руку Пеллонхорка, чтобы не упасть. Когда она выкрутила шею, чтобы взглянуть на него, он взялся ладонью за ее лоб и потянул голову Мадлен назад, сначала мягко, а потом более решительно, пока у нее не натянулась кожа на горле. Он смотрел ей в глаза.