– Восемьдесят пять лет. За это время Он найдет все семена и уничтожит мой бизнес. Думаешь, я позволю Ему это сделать? Мой отец не отступал перед Лигатом. Почему я должен отступить перед Богом?

Мне угрожала потеря всего. Я заставил себя быть спокойным и ответил:

– Это не отступление, Пеллонхорк. Это ожидание лекарства.

Заиграла другая музыка, и в ней я слышал какую-то математику.

– Меня забудут, – сказал он, – оставят спать до тех пор, когда капсула не откажет и я не умру. Нет. Я открою семена сейчас.

Но голос у него был уже не такой уверенный. Мои слова о лекарстве, о точном количестве лет, пусть даже в rv, затронули его.

Я заговорил мягче:

– Я смогу это сделать, но только если ты будешь вести себя разумно, Пеллонхорк. – Я видел, что близок к цели. – Тебе нужно лечь в rv. Ты же знаешь, я делаю все возможное. Оставь семена в покое. Будь разумнее. Пожалуйста.

Он колебался. Но стоило мне подумать, что я до него достучался, он поднял непослушную руку и прошипел:

– Нет. Он себя разумно не ведет.

Тридцать пять. Таллен

Тридцать пять. Таллен

«Мне всегда было интересно, как это – жить на Хладе».

Таллену было тяжело не отвлекаться. Картинка отсутствовала, только слова на пустом мониторе, но где-то там, вдалеке, находилось человеческое существо, и из-за этого он чувствовал себя неожиданно уязвимым.

Он ответил: «К этому привыкаешь. Я так слишком привык». Что написать дальше, он не знал. Его слова немного повисели и исчезли, сменившись ответом.

«Я живу на Отдохновении. У нас долгие светлые ночи, а летом звезды похожи на бриллианты. Я прожила здесь всю жизнь. А ты всегда жил на Хладе?»

«Почти, – ответил Таллен. – Я вырос на Канаве, но мои родители погибли, когда мне было шестнадцать, и с тех пор пришлось справляться самому. Я хорошо разбирался в технике, умел ее чинить и всегда мог заработать этим достаточно, чтобы протянуть».