Светлый фон

Пеллонхорк вздохнул:

– Это хорошо. А мой бизнес?

– Шепот будет меняться и выживать. Та организация, о которой я говорю, должна находиться под моим контролем, но большинство денег достанется Шепоту, а денег, Пеллонхорк, будет много.

– Она протянет восемьдесят пять лет?

– Дольше. Она не может потерпеть крах.

Больше я ничего не говорил. Пайрева сказала мне, как подать эту историю таким образом, чтобы он не заинтересовался ее слабыми местами, и эта стратегия работала. Пеллонхорк не стал вдаваться в подробности. Но в наступившей тишине мне было сложно удержаться от того, чтобы заговорить, чтобы рассказать ему, сколько еще остается сделать. Чтобы признаться, что я не уверен, смогу ли с этим справиться.

За спиной у меня сверкали молнии, и моя тень растягивалась на весь кабинет. Пеллонхорк должен был принять решение немедленно. Он навалился на стол и теребил цепь, и я чувствовал себя так, будто снова пойман ею, оказавшись на этот раз между Пеллонхорком и жизнями Пайревы и нашего нерожденного ребенка, и даже множеством иных жизней.

– Все может потерпеть крах, – сказал он.

В отчаянии я представил себе Пайреву.

– Кроме этой организации. Разве не видишь? Она дает людям то, что раньше обещала религия, – жизнь после того, что могло быть смертью. Но то, что предлагаю я, будет существовать в реальности.

Глаза Пеллонхорка сузились, и я быстро поправился:

– Я имею в виду, в этой жизни. Каждый будет заинтересован в ее успехе. Она идеальна, и ты, Пеллонхорк, только ты будешь целью ее существования.

этой

Наступила тишина. Дождь утихал. Мной все больше завладевала неуверенность, но, прежде чем я успел что-то сказать, Пеллонхорк запрокинул голову и с неожиданной силой прокричал:

– Да! Вот оно!

Он судорожно стиснул цепь, и я постарался не вздрогнуть.

– Ты уверен, что Он не водит тебя за нос? – прошипел Пеллонхорк.

– Да. – Я медлил. – Это будет дорого стоить, но я могу это сделать. Я могу.

Я боролся с желанием рассказать ему больше, объяснить, в чем заключаются трудности, но вспомнил поцелуй Пайревы и последние слова, которые она мне сказала: «Обрисуй ему все в общих чертах и скажи, что можешь со всем этим справиться. Я знаю, что ты можешь со всем этим справиться, Алеф. Больше ничего не говори».

Мне нужны были спящий Пеллонхорк, нераскрытые семена и жизнь с Пайревой. Только это меня и беспокоило. Я был уверен, что то, о чем я ему рассказал, сработает, но значение имели лишь Пайрева и наш с ней ребенок.