С этой мыслью Самсон повернулся лицом к своим демонам.
А, повернувшись, увидел перед собой огромного оленя, ослепительно блещущего золотом, и еще оленя, точно такого же, только обгоревшая шкура его густо дымилась, а от головы остался лишь череп. Оба, вцепившись в горло противника, напрягая все силы, душили друг друга насмерть.
– Мы с вами – одно и то же, – сказал Самсон, потянувшись к ним.
Едва его пальцы коснулись обоих, все вокруг озарилось слепящей, опаляющей вспышкой света. Все трое взвыли от боли, но боль принесла с собой бессчетное множество воспоминаний, переживаний, чувств, нахлынувших со всех сторон, взвихрившихся, закружившихся вьюгой в черепе, в сердце, в душе. Ток их набирал силу, неудержимо несся навстречу, пока, спустя долгое-долгое время, три вопля, три голоса, три души не слились воедино.
Не понимая, где он и что с ним, Самсон заморгал, но как только в глазах прояснилось, увидел перед собой увешанные масками стены пещеры и понял: он все еще внутри черепа. Мамунаппехт на полу боролся с Лесом, пытаясь взрезать опоссуму горло.
– Хобомок, – прорычал Самсон и поднажал на череп изнутри – сильнее, еще сильнее.
Треск кости… и череп слегка подался. Во лбу кольнуло, и в уши тут же ударил визг и рык Леса.
Лес впился в Мамунаппехта зубами. Шаман, вскрикнув, вонзил нож в грудь опоссума – раз, другой…
– НЕТ!!! – взвыл Самсон и удвоил усилия.
Казалось, его собственный череп вот-вот расколется надвое. Снова сухой треск кости, вновь острая боль во лбу, однако сдаваться Самсон и не думал. Маска на черепе затряслась мелкой дрожью.
Шаман, подняв взгляд, сдвинул брови.
– Стой!
Еще раз вонзив нож в грудь Леса, он вскочил с пола, стиснул ладонями готовый вот-вот лопнуть череп.
Самсон собрался с силами и вновь поднажал изнутри. Еще треск, еще… Череп в руках шамана начал крошиться, а Самсон почувствовал, что растет, растет ввысь и вширь. Миг – и боль исчезла, как не бывало, уступив место ощущению несказанной свободы: тьма, теснота, безысходность развеялись без остатка, как дым, и Самсон вновь оказался в пещере, на полу, среди осколков собственного черепа.
Мамунаппехт отпрянул прочь. Взгляд его исполнился ужаса пополам с оторопью.
– Нет!
С бешено бьющимся сердцем Самсон поднялся на ноги, набрал полную грудь воздуха, испустил долгий утробный рык и устремил взгляд на шамана.
– Я – и заботливый пастырь, и погубитель. Я – сама жизнь и сама
Шаман сунул руку в мешочек, подвешенный к поясу, бросил Самсону в лицо пригоршню желтого порошка, обрушил на Самсона целый шквал не слишком-то внятных выкриков, принялся чертить пальцем в воздухе какие-то знаки.