А сейчас он был почти мертв, и все, кто участвовал в обряде, искали ее тела, которое горело огнем желания. Могла ли она отказать? Сколько горячих змей излили в ней свое семя?! Она сбилась со счета. Она не смотрела на лица. Она была Царицей – и каждый, кто прикоснулся к ее влагалищу, давал ей обет верности. Ее экстаз закроет его от любой беды. Ни одна сволочь не осмелится произнести против нее свидетельство. Муж снова согласился пройти обряд очищения, значит, любил ее. И все, что беспокоит ее, будет уничтожено ее чарами. Он знал, что будет. Он не раз участвовал в обрядах. Любой, кто откроет рот, будет раздавлен им! Он знает, что их нет – есть только он! Она оглянулась лишь единственный раз, когда, голову ее закрыла ряса… Святой Отец был не хуже, в чем-то даже лучше других.
Горячий и упругий, он наконец достал…
Со стоном, она повалилась на жертву и на мужа, на мгновение забыв о своей миссии, открываясь и позволяя Святому Отцу войти еще глубже… И снова горячая струя влилась в нее, обжигая плоть, которая плавилась от оргазма…
Глава 18. Сказки Котофея Баюновича
Глава 18. Сказки Котофея Баюновича
Манька проснулась в холодном поту. Проснулась так, будто кто-то толкнул бок. Сон отлетел, словно она не спала. Сон! Это был только сон!
Слава Дьяволу! Слава Господу! Слава! Слава! Слава!
Между ног лужа неприятной липкой жидкости, растекшейся по ногам.
Она что, в самом деле сношалась?!
Не удивительно, что Святые Отцы как огня боялись ведьм, которые умели заняться любовью с Дьяволом. Кому захочется, чтобы его раскрыли?! Ведьм сжигали, вешали, топили, как только проклятие начинало терять свою силу. Кто не усомнится, что не Дьявол строит козни, если скотина дохнет не у ведьмы, и болезнь вдруг обошла ее стороной? Хуже, проклятая вдруг сама попугивает Святых Отцов порчами и корчами… Наслать – одно, а когда на тебя насылают, это совсем другое! Святых Отцов не Дьявол учил – поди, спроси, как от этой порчи избавляются! Народ не обманешь, он все видит, если кляп на святом лице…
Чувства, испытанные ею во сне, ушли вместе со сном, оставив опустошение, брезгливость и ужас. Она понимала, что видела не себя, но не могла отделаться от ощущения, что руки ее в крови. Самые страшные переживания не шли ни в какое сравнение с пережитыми ощущениями, которые она не смогла бы выдумать, если бы вдруг не открылась сама в себе, как голая тварь, лишенная всего человеческого.
Такой ужас и отвращение, которые ворвался в ее сознание и внутренности, она не испытывала даже в Аду, когда реки крови лились вокруг.
Как она могла упасть до такой низости, до такого позора?! Как она могла?!