– Прорвемся, – повеселел он.

– А на стенах кто писал, вы? – поинтересовался Бабеля.

– И мы, – признался Иван. – Но ты не пиши. Лучше не пиши. Мы и так знаем.

– А Манька, Борзеевич и Дьявол – это кто?

– Это проклятая, – пояснил Валимир. – Она как я, только хуже. Вот ты неприязнь почувствовал, когда меня увидел, – это у нас маска вампира на лице. А у них маски улыбаются и к себе манят – это мы там. Мы – души вампиров. Только ее достали, а меня пока нет, поэтому моя половина пока не вампир. Борзеевич тоже, наверное, проклятый. А Дьявол – Дьявол и есть. Древний Бог. Первый и последний. Он и любит, и не любит. И все на свете знает.

– Но он же злой! – удивился кто-то. – Чего он им помогает?

– Не больше, чем я и ты. Все в этом мире относительно. Нам кажется так, а ему так. Манька с Борзеевичем его любят, и он их любит. А не любил бы, не помогал бы. Но он не такой, как мы. Он учит не деньги любить, а плечо друга, руку помощи, жизнь, себя и душу. И убивать, если души уже нет, если вместо нее такая мразь, – Валимир неопределенно кивнул. – В данных обстоятельствах нам только Дьявол мог бы помочь, на Святых Отцов рассчитывать не приходится.

– Я тут такого насмотрелся, пожалуй, я тебе верю, – сказал один из сидевших в углу. Лицо у него густо заросло бородой. – Я тут сидел и думал, да как же они сволочи Бога-то могут позорить, ведь и эти… тоже с ними бывают. И грехи отпускают перед тем, как зарезать. Руку целовать суют.

– А это фишка такая, – рассмеялся Валимир. – Умирающий человек всегда или болен, или напуган. Пришел такой Святой Отец, руку положил, надавил, молитву прочитал, кто молитву его услышит? Не Дьявол, и не Бог, а душа, которая должна в огонь за своей душой идти, чтобы поднять ее из Ада, а там Отец Святой, который ум ей закрывает, живой еще. И получил он еще одну овцу, которая челом ему бьет, потому что там, за ним, смерть души. Попал человек в Ад, и некому ему помочь. Кто на Святого Отца руку поднимет? Что такое тайна исповеди? Пришел человек и сказал: я убил, а Церковь – Бог простит! И получилось – не плюй в вампира. Совесть человека мучает, а он совесть ему отрезает. Он не человека, он убийцу поднимает. Если человек не убивал, ему незачем искать батюшку. Или приходит нищенка, а тот отвечает: на все воля Божья – и умер человек, потому что некому помочь. Надо бы наоборот говорить: убийце – на все воля Божья, так не любит тебя, что попустил руке твоей, а нищенке – Бог простит нищету твою, что бы вампир знал, что не убита, и не упала.

– Интересно, – согласился кто-то. – Если бы прижилось, пожалуй, любой убийца призадумается.