– Не бери в голову… Мало ли кто по лесу бродит? Может, дерево само упало. Враги пока в серьез тебя не воспринимают, а когда поймут, что смерть Бабы Яги твоих рук дело, тебе, конечно, не поздоровится… Вот уж я порадуюсь и повеселюсь! – ворчливо позлорадствовал он, кидая заварку в котелок. – Только что-то никто не торопится освободить меня из снежного плена! – недовольно нахмурился он. – Привыкли жить в безопасности, нюх потеряли… А эти… – он равнодушно махнул рукой, – эти разве что ногой запнутся… Ну, давай, чайку что ли попьем, все равно теперь не уснуть.

Манька налила смородиновый кипяток, стряхнула снег с сиденья, устроенного на поваленном бревне.

При упоминании Дьявола о Бабе Яге, раскаяние пробудилось с новой силой. Временами совесть решительно отказывалась считать убедительными ее доводы, что Посредница стала жертвой собственного сонного зелья и свинского поведения. И она вдруг начинала сожалеть, что не дождалась превращения свиньи в старуху. Могла бы объяснить, что в результате какого-то недоразумения Баба Яга неправильно истолковала ее приход, и что шла она не за тем, чтобы та ее съела. Не толкнул ли ее Дьявол на грех, играя на ее чувствах и поторопив руку? Откуда он взял, что трупы были людьми, как она сама, а вдруг наихудшие разбойники? Ведь по какой-то причине Ее Величество дорожила этой Бабой Ягой, доверив ей охрану таких обширных владений. Иногда она даже представляла, как вяжет свинью, как та оборачивается в человека, как она грозит ей, что раскроет преступления перед Благодетельницей…

Но кто теперь станет ее слушать?

Манька грустно вздохнула, с тоской устремляя взор в сторону запада. Там завис желтый огрызок луны, окруженный хороводом мерцающих звезд.

Дьявол, заметив ее уныние, списал его на страх перед вампирами, постарался успокоить:

– Прорвемся! Вон, у тебя и вода живая, и огонь неугасимый, а еще колья осиновые! Пока летят, как-нибудь да замечу, – и устремляя хмурый взор в ту же сторону, проскрипел: – Ну-ну, ну-ну, да разве так принимают хлебное подношение?! Время – деньги, поймать и заколоть заблудшую овцу проще, чем когда у нее крылья отрастут, – расстроенно взбил ветки, как перину, удобно устроившись на импровизированной тахте, напротив. Лежак у него получался мягким, иголка к иголке. Манька пару раз пыталась устроится на его месте, но Дьявол грубо стаскивал ее в снег.

Манька не понимала его: какая разница, когда ее колоть? Придет в столицу – заколют. Чего нечисти по лесу за ней бегать? И как у овцы могут отрасти крылья? Так что его слова она пропустила мимо ушей. Устал, наверное, от однообразия. Он никогда не упускал случая напомнить, что был заложником ситуации по недомыслию и беспечности нечисти, которая обратила его против нечисти раньше урочного часа. Разве мог он, Бог Нечисти, не наказать нерадивое дитя? Но его родительская порка любимых пастырей ничего общего с издевательствами над нею не имела.