Она снова вспомнила о земле…

Чудовища… Пограничные чудовища… Черти… Дьявол… Все шло к тому, что она или зрила в корень, или нечисть проникла внутрь ее. Похоже, кровососы присосались к ее сознанию и пили, как пьют человека комары, не прибегая к ранее испытанным средствам, когда расстраивают сначала, а только потом угрожают и высмеивают. Черти оказались хуже, чем вампиры, будто она пришла на чужой праздник с завязанными глазами, и виновник торжества опознал в ней незваного гостя. Собственный ум саму ее никак не воспринимал. Она была – и ее не было, но сейчас она могла смотреть на себя как бы со стороны. Наверное, именно так человек сидит на своей могиле и стыдится себя. Помимо ее воли, ум соглашался со всеми мысленными посылами, и стоило ей выразить протест, как во всем теле вставала боль – и искры сыпались из глаз, а протест тонул в хоре обличений. Мысли проплывали перед нею, давая всласть налюбоваться ими, но слова сливались и наползали, смешиваясь и заглушая, друг на друга, проглатывая начало и окончание, и десятки новых выползали из тьмы.

Как выйти из этого состояния, Манька не знала. Убоявшись перестать существовать в подлунном мире, она лишь упрямо твердила: «Я – Манька! Я – Манька!» Но перед лицом ужаса, который творился в ее голове, она оказалась беспомощной, он не отпускал ее, и только память о земле, о том, что она должна ее защищать, помогала ей удержаться на плаву.

«Я умерла! – подумала она в смертельном унынии, уже не сомневаясь, что Судный День предстал перед нею во всей красе. Она горела и плавилась, исторгая из себя геенну воплями чертей на самом видном месте посреди кладбища, за забором, который исключал всякую живую мысль, кроме этих… И меньше всего в этом момент ей хотелось бы, чтобы ее судил Спаситель, который исключил ее из жизни, потому что она не давала ему плода – сама ела, и теперь пришло время раскаяться и за этот грех.

– Дьявол! Помоги! Дья-а-авол! – в отчаянии позвала она самого несуществующего Бога на свете. Мысль о Дьяволе вышла от нее самой, и на нее тут же набросились другие мысли.

«Какой Дьявол? Откуда Дьяволу взяться? – подумала Манька чужой головой, и опять поняла, что с умом не дружит. Перед сознанием проплыла картинка-страшилка рогатого монстра с козлиной мордой и огненной пастью.

Но был же, был, вот же башмаки железные на ней и…

И башмаков железных не было, босые ноги, все в язвах и струпьях, как у нечисти, лишенные живого места, со сгнившими ногтями, как у покойников, с оголившеюся костью…

– Господи, и зачем я надела эти железные башмаки? – пробормотала она, глядя на ступни в ужасе. – Чтобы умереть? А как же живая вода? – снова поднялось откуда-то из глубины придавленной памяти. – Здоровая же была…