– Да как-то… язык уже не поворачивается ее назвать курицей… – обалдевшая Манька с радостью в сердце наблюдала за работниками, снующими туда-сюда.

– Вот погоди, почистим левое крыло, и баньку почистим, придут сюда лесные, и расцветет земля так, словами не опишешь! – мечтательно произнес Дьявол, а потом вернул ее на землю: – С которой начнем, а то не успеем и пропадешь, не успев полюбоваться на дело рук своих. Богу Нечисти не больно нужна красота такая, но избы не человек, за избы радуюсь. Хоть маленько успели понять, как в землю должны врастать, – и гордо добавил: – Их уже не заставишь угождать нечисти, а, следовательно, они, Маня, теперь всей нечисти нечисть!

– Со старшей и начнем, вон она поле уже закончила жать…

Дьявол свистнул избу, и изба, ссыпав последние зерна откуда-то из своего нутра на просушку на расстеленное полотно, в четыре шага отказалась у колодца, присела, удобно устраиваясь. Манька заглянула под избу, пытаясь понять, куда она девает свои длинные ноги, но ничего не увидела. Ноги ничем себя не выдавали. И даже не скажешь, что были какие-то ноги, изба как изба.

– И где они?! – удивилась она.

– В землю вросли, – ответил Дьявол, заглянув, как Манька, под избу. – Это ж корни у нее, не совсем ноги.

Манька присвистнула, воззрившись на избу, как на чудо вселенной. И пока в горнице на нее не прикрикнул Дьявол, пыталась переварить чудо чудное.

Вид костров и болтающихся над ними полуживых мертвецов вернул ее с небес и поставил все последние события с головы на ноги. Мертвецы тут же напомнили, испоганив настроение, что стрелять она не умеет, враги ее не нитками шиты и свое оружие у них имеется, а периодическая литература издревле рассматривает изданный указ вампира «все в строй» идеальной командой не только для оборотней, но и для проклятого человека, и каждый проклятый не имеет ее показаний, чтобы щадить избы и ее саму, и глубоко заложенный фундамент не есть крепкая стена…

С их подачи идеальным человеком получался кто угодно, только не она. И порой Манька не знала, что им ответить, ибо правда была на их стороне, и тогда обгоревшие полутрупы самым непристойным образом показывали ей отхожие места, поражая своей живучестью, или клялись в вечной любви и протягивали пустые руки, почему-то думая, что отдают всякие ценности и подношения.

С чертями, ушами и глазами у них было много общего…

Манька то и дело обгорала, но стойко до последнего держалась, чтобы не бежать к живой воде – это отнимало много времени. И сначала заметала прах и пепел в ведра. От радостного настроения не осталось следа, гнетущее состояние вернулось, победа перестала казаться такой легкой, как когда они с Дьяволом готовили древки стрел.