– Мы поедем обратно по следу, – сказал Торн. – Если не найдем Доджсона, направимся по дороге к лаборатории. А оттуда – к трейлеру.
– Ладно, док. Я за вами.
Эдди поднял ружье и повернул дулом вниз.
– Сделай это сейчас, – посоветовала Сара, забираясь в машину. – Ты же не хочешь дождаться, когда вернутся мамочка и папочка?
Проигрыш игрока
Проигрыш игрока
Ведя машину по следу протекторов, Малкольм поглядывал на монитор, на который транслировались изображение с разных видеокамер. Он искал Доджсона и его спутника.
– Как дела? – поинтересовался по радио Левайн.
– Они взяли одно яйцо, – сообщил Ян. – А нам пришлось пристрелить одного детеныша.
– Всего два. А из скольких, шести?
– Да.
– Ну, все не так уж и плохо. Если только вы остановите этих придурков и они не натворят чего-нибудь еще.
– Мы их как раз ищем, – мрачно ответил Малкольм.
– Это неизбежно, Ян, – сказала Сара. – Невозможно изучать животных, никак не влияя на среду их обитания. Это научный факт.
– Естественно, – согласился Малкольм. – Это самое крупное открытие двадцатого столетия. Невозможно что-нибудь изучать, не изменяя это самим процессом изучения.
Со времен Галилея ученые привыкли считать, что они являются объективными наблюдателями природного мира. Это сквозило во всем их поведении, даже научные статьи они начинали словами: «Было изучено…» Словно изучение проводил таинственный некто или оно вовсе происходило без участия человека. Триста лет наука отличалась полной безличностью. Наука была объективна, и наблюдатели никак не влияли на результаты того, что они описывали.
Эта отстраненность отмежевывала естественные науки от гуманитарных наук или религии – областей, где точка зрения наблюдателя была неотделима от процесса и результата наблюдения.
Но двадцатое столетие стерло эту границу. Объективизм науки канул в небытие, даже на самом базовом уровне. Физики знали, что невозможно даже измерить одну-единственную частицу, не повлияв на нее. Если вы пытаетесь установить точное местоположение частицы, то кардинально меняете ее скорость. При определении скорости вы меняете ее положение. Изучая, вы изменяете – этот факт лег в основу принципа неопределенности Гейзенберга[35]. В конце концов стало ясно, что наблюдатели пытаются описать Вселенную, которая никому не позволяет остаться просто наблюдателем.
– Я знаю, что невмешательство невозможно, – раздраженно продолжил Малкольм. – Но я имел в виду другое.
– Что именно?