Все заволокло едким дымом.

Билли пытался продышаться. В груди, в ухающем сердце, набухло и истекло, расползлось по телу что-то горячее, от чего захотелось обнять Роху, капрала, всех-всех, сильно-сильно, обнять и кричать «ура».

И он заорал:

– Ура! Так их! Огонь!

– Так их, дружище! Вмазали гадам!

– Ура! Ура! Ура! – кричали закопченные лица.

Засверкали швабры, черные от копоти, и деревянные колодки на древках. Билли принял у порохового юнги картуз, передал одноглазому, тот тоже кричал, все вокруг кричали, новички и ветераны, офицеры и пехотинцы, даже командир батареи, – и перекрикивали пекло. Билли был точно пьяный, как однажды, когда хлебнул слишком много из отцовской бутылки. Он толкал пушку, переступая по доскам босыми ногами. Стер руки до крови, набил синяков и шишек, но не чувствовал боли.

Они выкатывали и вкатывали пушки. Они заряжали и стреляли. Заряжали и стреляли.

Чтобы вернуться домой. Чтобы обнять родителей, жен и детей. Чтобы увидеть спокойную Реку.

Красные языки пламени и белый дым.

– Еще один!

Билли поднял взгляд и увидел, что теперь черных кораблей – два. Один справа, тот, что они хорошенько продырявили, а другой – новый – находит с носа. «Уходи! Уплывай! Разве ты не видишь, как досталось твоему дружку!»

Квадратные окошки в корпусе врага полыхнули огнем.

Билли снова заморгал. После каждого затемнения ядра были все ближе, они шли понизу. Ближе. Ближе. Окутанные белесым дымом. Одно летело ровнехонько на…

Снаряд разнес вдребезги верхний край порта, ворвался на палубу, и голова Рохи исчезла в облаке щепок и железных обломков. Кровь друга густой струей плеснула в лицо Билли.

* * *

Бурун перед форштевнем «Ковчега» катился в сторону «Гармонии», которая лишилась почти всех мачт, но продолжала отчаянно сражаться бок о бок с другими союзными кораблями.

«Повелитель рек» отбивался от трех дрейфующих навстречу пиратских баркалон и двух трирем падальщиков; бак и шкафут плавучей крепости были пусты, как плот, мачты разрушены, но в задней части корабля еще реяли флаги: бесполезный уже сигнал призывал вступить в бой. Триремы пытались высадить на «Повелителя рек» абордажную партию. Длинные весла метались с бортов как лапки перевернутого жука. Полисцы нестройно жахнули над самой водой, ядра проломили обшивку и – это было легко представить – разорвали на куски прикованных к веслам гребцов, уродливых клановцев.

Раскаты залпов сотрясали воздух, остов «Ковчега» кровоточил от ран. Нэй видел почти всю растянутую линию баталии. Держался за планшир, чувствуя судороги корабля, и вглядывался в полыхающий, вьющийся туман.