Спустя пару минут ровер упёрся носом в увесистые металлполимерные створки цилиндрического поворотного шлюза, мерцающего по периметру аварийными маячками. Видимо, атмосферка тут была скорее техническая, в качестве естественного препятствия самопроизвольной возгонке льда. А вот всему прочему препятствовали, помимо толщины стен, два плазменных двигла на пару гигаватт, что упирались им с командоресс разве что не прямо в лоб, деловито развернувшись из парковочных ниш. А что, выглядит убедительно — дёрнешься без команды, двадцать килокельвинов от тебя и пепла не оставят, в могилку сложить.

Впрочем, по итогам молчаливого обмена кодами доступа сопла всё-таки убрались, а поворотник начал, что логично, поворачиваться, пропуская из ровер внутрь. Ковальский снова завертел головой. Для привычного к вынужденной флотской тесноте помещений шлюз изнутри казался огромным. Метров сорок в диаметре, не меньше. В таком опрессованном объёме их галоша поди поместилась бы целиком. Да уж, широко тут живут, богато.

— Слезай уже.

Голос командоресс своим «бу-бу-бу», доносящимся прямиком через внешние слои оболочки, намекал Ковальскому, что можно откинуть шлем оболочки, а вот снимать её совсем — команды не было, да и гравитация здешняя, пусть и слишком заметная для трассера, явно не позволяла тут беспрепятственно ходить, не пытаясь поминутно улететь к потолку, так что и правда лучше остаться в тяжёлом экзоскелете, целее будешь. Будь снаружи поверхность, скажем, Титана, пришлось бы не только раздеваться до исподнего, но и проходить через второй шлюз дегазации. Но на Церере лёд был чистым, как стекло, так что можно было даже ноги о коврик на входе не вытирать.

А вот о самого Ковальского ноги было вытирать не только позволительно, но и рекомендовано. Потому что по входе в лабораторный комплекс — а на вид, судя по бесконечной череде протянутых повсюду энерговодов, питающих разнообразные приборы, силовые агрегаты, переливающиеся синими огнями кутронные ядра и прочую высоколобую машинерию, это был именно он — его тут же грубо поставили в уголок и с рассерженным шипением приказали стоять молча и не отсвечивать. Будто он собирался здесь немедля учинить дебош и перебить всю посуду.

С командоресс же обошлись иначе. Её грузную фигуру с первой же секунды окружило полутораметровое пустое пространство, никто из местных белохалатных «желтожетонников» не попытался к ней приблизиться и уж точно не хватал за оболочку и не указывал, что делать да как себя вести. Командоресс же, не обращая внимания на окружающую суету, молча ждала, когда её встретят правильные люди. И они не замедлили явиться.