Что бы ни стояло за именем Коры Вайнштейн в те далёкие времени, когда «Сайриус» ещё только готовился к старту, а Лилию Мажинэ не поминали иначе как первым Соратником, всё это благополучно кануло в Лету на тех руинах, не оставив после себя даже обрывочных воспоминаний.
Они стояла с Улиссом и Урбаном на той площадке, глядя со стороны на понемногу растаскиваемый остов Шпиля, но не чувствовала более ничего. Ни жалости к себе, оставшейся, ни злости к ней, ушедшей. Отныне у неё была своя судьба, о том же что однажды враг вернётся под именем Лилии, ей тогда и в голову не приходило.
Ей вообще ничего тогда не приходило в голову, жизнь эффектора больше похожа на сомнамбулическое времяпровождение погружённого в криосон трассера. Дни идут, а ничего с тобой не происходит. Точнее происходит, ты слышишь что-то, видишь, что-то, что-то ощущаешь, но сутки спустя всё это растворяется в небытие, стоит лишь тебе на секунду отпустить нить рассуждений. Щёлк, и на место твоей собственной памяти встала память Улисса.
Она не злилась, понимая, что и у него не было особых альтернатив, как поступить в тот раз. И да, он предпочёл бы погибнуть тогда сам, но не превращать её тело в безвольную куклу, это она сделала за него свой выбор.
Но не всегда она была куклой. И её появление на Муне было по плану такими каникулами вдали от Улисса, когда она могла вволю пожить своей жизнью, неся волю Ромула в этот уголок Сол-системы.
Своей, ха. У ней в голове не оставалось ничего, кроме воспоминаний Улисса, она была его слепком, пусть и в чужой физической оболочке. Но если вспомнить, что оба они некогда были единым целым, что ж, в этом, в отличие от дилеммы Ильмари Олссона, хотя бы таилась какая-то своя неказистая правда. У того по крайней мере был шанс освободиться. Но что могла она? Без Улисса она стала бы овощем. Не сразу. Не на следующий день. Но однажды её неспособность сладить с пустотой хрустального мира обернулась бы к ней своей зловещей стороной. Потому Улисс и Кора не разлучались надолго, каждый раз с осторожностью нащупывая ту тонкую временну́ю и пространственную грань, за которой он остался бы, наконец, в одиночестве, она же оказалась бы очередным коматозником в тихой больничной палате для неопознанных.
Впрочем, наедине они бывали тоже нечасто, Улисс предпочитал оставлять ей шанс вести частную жизнь, если к эффектору такое слово вообще применимо, а потому как можно чаще отсылал её прочь. Каникулы есть каникулы. Увольнительная из концлагеря его сознания, из рабства его воспоминаний о ней.
И вот, как всегда втайне ото всех, Кора Вайнштейн прибывает на Муну, а месяц спустя начинается Блокада.