Я считаю каждый день, Я отбрасываю тень, Я живой, хотя и не похоже. Я не ангел, я — ничей, Я покинул мир людей, Я иду к тебе
Ромул размеренным шагом поднимался вдоль гребня, время от времени оглядываясь на медленно погружающийся в голубую дымку каменный лабиринт Мегаполиса.
Здесь, в пятидесяти километрах от края Ледника, тот выглядел вполне привычно, если не помнить, насколько вглубь многолетних снежных наслоений уходят теперь эти каменные остовы. Башни, баухаусы и палаццо с каждым годом всё сильнее погружаются в спрессованный паковый лёд. Поди достань.
Ничего, фабрикаторы уже вышли на продуктовую мощность, выпуская к границам агломерации по миллиону своих трудолюбивых крысок в сутки.
Ромул собственными глазами видел, как те работают. Три особи с жаром дрались за килограммовый огрызок монотредной стали, с усердием обтачивая о него свои алмазные резцы, только искры вокруг летели.
Эти механические трудяги вскроют любые залежи обломков, проберутся в любую мешанину перекрытий, пророют себе путь в глубинах вечной мерзлоты, но в итоге сотрут этот гнойник с лица Земли.
Земля. Помимо Ромула, пожалуй, на Матушке не осталось людей, кто бы так её по-прежнему называл. А скоро и имя-то такое позабудут.
И сам Ромул — в том числе.