Споткнулась.

Взмахнула рукой, и показалось, что мир затрещал, не готовый выдержать тяжести уже не руки – крыла. Пусть и виделось оно пока лишь на той стороне, недоступной взгляду обычных людей.

– Тогда сама тащи… – огрызнулась Антонина.

Неблагодарные.

Она тут время тратит…

– Понесем, – Калерия погладила по руке, успокаивая. – В этом весь смысл, чтобы вместе.

Смысл?

Смысл один – не сдохнуть, а остальное – как-нибудь.

Ведьмина кровь слабенькая, по всему силенок у ведьмы – капля, но это и без крови понятно, вот сердце бьется ровнее, да и в голове проясняется.

– Живой он, погоди, сейчас помогу… и надо посмотреть…

– Лешки твоего нет, – ведьма переступала через тела, и тарелки хрустели под его ногами.

Странно, но Антонина обрадовалась, и только тогда решилась поглядеть на мертвецов. А вот Мишка попал. И не то чтобы его жаль. Тут уж сколько веревочке не виться, а конец один. Редко кто из подобных ему до старости доживает. Но вот чтобы так, по-глупому.

Художник лежал, раскинувши руки.

А вот Крамов свернулся клубочком, голову закрыл, только не помогло.

– Матвей, – тонкий голос птицы вновь резанул по ушам, и Антонина испугалась, что сейчас она вновь закричит, и этого крика никто-то не вынесет.

Она точно не вынесет.

– Тише, если жив, то откачают, – Калерия положила ладони на плечи птицы, и та вздохнула спокойнее. А еще сомневается, что берегиня. Только они так и умеют.

Умели.

Раньше.

Они и в былые-то времена скрывались, прятались среди людей, ими притворяясь. А потом, выходит, и вовсе себя позабыли. Только память – одно, а сила другое.