Она оперлась на руку.

– Рассказывай, – велела Эвелина, понимая, что, если Матвея не отвлечь, то людям будет плохо. Вон, денщик уж на что привычный, а отодвинулся на два шага.

– Так… рассказывал уже.

– Еще расскажи.

– Мальчишки. Беспризорники. И приютские. Все проблемные…

Они выбирались из машин без спешки, оглядываясь настороженно, будто заранее ничего хорошего не ожидая, ни от места, ни от людей.

А ведь совсем не выглядят детьми.

То есть, у Эвелины, если подумать, из знакомых детей только Розочка с Машкой, но те совсем маленькие. Эти старше.

Много старше.

И не в годах дело. Вот один сплюнул под ноги, вытащил из рукава сигаретку и закурил демонстративно.

– Кто-то на улице жил. Кто-то… лучше бы на улице. Далеко не все приюты и вправду помогают детям. Вон того видишь?

Длинный мальчишка с тонкой шеей и лысой круглой головой.

– Убил отчима. Перекинулся и горло перервал. Правда, стали разбираться – за дело. Тот и мать избивал, и младших, и его вот…

Двуипостасный, стало быть.

– Мать – слабенькая ведьма, во время войны в госпитале служила, там и сошлась с одним… потом война раскидала, потерялась, ну и… одиночка с ребенком на руках.

– Она не знала, что ее… гм, партнер…

– Знала. Но не думала, что сыну передастся.

А оно передалось.

– Стая от него отказалась. Слишком взрослый. И нестабильный. А вон тот, чернявый… сумеречник. Кто родители – не известно, жил в таборе, подворовывал. Потом, как дар открылся, стали использовать иначе. Активно использовать… в общем, попался. В колонию его? Не удержит. Дар блокировать? Так это нерационально. Вот и…

…и возникла у кого-то гениальная идея собрать таких вот неприкаянных, но потенциально полезных, в одно место.