— Каким кодом?

— Тут царит порядок, очень строгий порядок. Его не видно, потому что все происходит в голове. Об этом не говорят, но он есть. Ты тоже лучше об этом не говори.

— Я даже не знаю, о чем мне не говорить. Какой код?

— Код, указывающий тебе, что делать, и запрещающий делать что-то другое. Это происходит в голове.

— Ты говоришь о культуре? Об обычаях и общественных нормах?

— Можешь и так это называть. Когда-то давно это было правдой. Ты знаешь, как живут мурашки? В одной колонии их больше тысячи. Они отличаются по запаху. Если мурашка перейдет в другую колонию, то ее узнают и убьют.

— Мы не мурашки.

— Тут это именно так и выглядит.

— Разведение скота.

— Название не важно. Важно то, что за ним стоит. Ты не можешь оставить эту зону или Межуровень. Ни из одной зоны нет выхода Наверх. Малая спит?

— Спит. Наверное. Она милая, сегодня принесла мне шампунь.

— Это плохо кончится.

* * *

Она уже не тосковала. Ни по маме, ни по небу.

Зов в ее случае был слабым, намного слабее, чем у остальных. Она точно знала, потому что у нее не выключалось сознание. Это была просьба, не приказ.

Она стояла возле конвейерной ленты и складывала что-то, назначение чего не знала. Три разных элемента должна соединить между собой, используя силу. У нее болели пальцы, хотя не прошло и половины времени работы.

И тогда пришло озарение. Почему просто не уйти? Почему не выйти с фабрики? Никто не следит. Она опустила руки. Лента с несложенными деталями проехала дальше. Мужчина, стоящий слева от нее, вставлял в этот предмет следующий элемент. Когда он потянулся за первым несложенным предметом, остановился. А вместе с ним и вся лента. Он посмотрел на Марысю, а она ощутила холодную дрожь. Из его глаз смотрело что-то чужеродное.

Еще немного, и она бы вернулась к работе. Однако в этот момент в зал забежала девочка, может лет шести, и сразу же приступила к работе. Лента запустилась.

— Эй ты, — закричала Марыся и подошла к ней. — Откуда знаешь, что делать?

Она схватила ее руки. Лента остановилась, после чего девочка вырвала ладони и вернулась к работе. В этот момент на ее лице отразилась гримаса боли.