А если так, то о скольких еще мертвых точках он не знал?
Раздумывать над этим не было смысла. Точно не сейчас. Нужно установить последовательность действий. Во-первых, нужно было открыть решетку. То есть он снова был в пункте номер один, потому что охранники остановят каждого, кто попытается войти в Крепость. Перекодировать кого-то, кто был внутри, тоже не удастся, потому что двое лысых защищали вход в коридор тюрьмы.
Его вдруг осенило — как будто кто-то снял с его сознания еще одну заслонку. Один человек не пробьется, но десять или двадцать — уже да. Часть этих людей пострадает, а может быть, даже умрет… что-то отодвинуло от него эти мысли, они перестали быть важны. Кто это сделал? Что это сделало? Он не чувствовал ничьего присутствия, как раньше, когда проходил Зов. Это что-то другое, что-то изнутри.
Ему не надо было ложиться. Достаточно было закрыть глаза, чтобы его окружали галактики профилей. Он выбрал один и перекодировал его, потом сделал то же самое с другим, третьим… и так далее. Слишком медленно. Но он уже знал другой способ, в сотни раз лучший. Что-то приказало ему это сделать или это его собственная идея? Парадоксально, но одно не исключало другого. У него не было ни сил, ни желания думать об этом. Ни даже времени. Он выбрал как можно больше профилей, сколько мог охватить за один раз. И сделал в них лишь одно изменение. Такое простое, что даже не должен был сосредотачиваться.
Открыл глаза.
Ждал.
* * *
Бухгалтер поднял взгляд на выпуклый экран компьютера. Вместо цифр на нем выскакивали дрожащие буквы сообщений.
— Останавливаются фабрики, — прошептал он.
Вольф не реагировал, утонув в собственных мыслях. Он сидел, пряча взгляд под шляпой. Казалось, он не замечал ничего вокруг.
— Никогда не останавливалось больше чем одна, — громче добавил бухгалтер.
Что-то изменилось.
* * *
Что-то изменилось. Марыся встала и подошла к решетке. Она не могла сказать, что ее обеспокоило. Это был звук или только предчувствие? Может, иллюзия? Нет, точно становилось тише. Звуки, которые она уже перестала замечать, потому что они были всегда, сколько себя помнила, и именно их она считала тишиной, — вдруг они стихли. Тишина стала еще тише.
Она уже знала, чувствовала это, но знание приходило из источника, который не могла назвать, но хорошо его знала. Через несколько минут она выйдет из камеры, и ее жизнь изменится до неузнаваемости. Она уже не увидит близких, не вернется домой. Для нее начнется новая жизнь.
* * *
Вечный гул и грохот стали другими, словно тише и сдавленнее. Казалось, воздух сгустился и подавил звуки, но это было что-то другое. Новый звук заменил старые.