Он открыл глаза. Десятки людей всматривались в него сверху в ожидании, что он поведет их дальше. И что поведет и их товарищей, которые стояли дальше и не могли его видеть. Всех этих сумасшедших он хотел отослать прочь. Он не был Спасителем мира, он не просил этого. Вся эмпатия слишком разрекламирована. Даже если случайно, по ошибке кого-то, кто управлял этим миром, он испортил их сознание, то он не был автором. Он использовал это несознательно, как ребенок, который испортил сложный механизм палкой, воткнутой в случайное отверстие.

Он забрался на контейнер возле закрытого шлюза. Может, он увидит Марысю среди этого моря голов.

Толпа стихла. Ожидали очередной речи.

А у него в голове было пусто.

* * *

Она не хотела идти вместе с толпой. Хотела найти папу, очень хотела. Эта необходимость появилась внезапно и была сильнее, чем ее недоразвитый Зов. Что одиночество тюремной камеры делает с сознанием! За полтора или два цикла, что она сидела в камере, она успела возненавидеть отца — и полюбить его. Раздираемая эмоциями, она билась в стены камеры. А сейчас ей хотелось только идти за ним, быть как можно ближе к нему. Поговорить? Может, прижаться. Что угодно. Она уже не жалела, что остановилась возле него с сумкой, полной оранжевых банок.

Она не могла найти его в толпе. Люди потерялись в этой тишине. Шли куда-то, одурманенные остановкой фабрик. Она была в середине человеческого моря. Возможно, если бы попыталась выбраться из него, то могла бы спрятаться за преградой. Может, получилось бы. Она не хотела, шла вместе с тысячами жителей в неизвестном направлении, и оно было единственно верным. Откуда она это знала?

Они проходили новые и новые шлюзы, пассажи, наконец Умиральню. Сверху на них смотрели старцы, которым наноБ не позволяло умереть, а сами они боялись отнять у себя жизнь.

Их кто-то вел? Наверное, да. Кто-то должен был идти впереди. Люди шептались о Проводнике, который пришел. Может, это была не просто легенда?

Становилось на самом деле тесно. С места, где она стояла, она не могла заметить, что происходит впереди. Наверное, что-то задержало их, а те сзади хотели идти дальше. Она тоже хотела двигаться вперед, быть ближе к цели, чем бы она ни была.

Рядом она заметила какое-то замешательство, что-то происходило. Люди расступались, чтобы кого-то пропустить. Знакомая голова плыла прямо над толпой, как будто возвышалась на трехметровом теле. Вольф — это был он — сидел в паланкине, сконструированном из кресла, дверей и двух труб. Его несли четверо лысых. Еще двое шли впереди и расталкивали людей, которые не успевали отойти по собственной воле.