Я взглянул на нее с большим подозрением: чем таким пригрозил ей парень, что заставило ее передумать? Но на препирательства времени не осталось. Я коротко кивнул:
– Пусть будет так. Теперь идем – и быстро.
Мы вчетвером, не разговаривая больше, поспешно спустились в долину. Луна в самом деле светила ярко, освещала рунные знаки, указывавшие тропу, превращая наше предприятие из безнадежного в рискованное… Впрочем, как я уже говорил, выбора у нас не было.
Кони ответили на наш призывный свист настороженным фырканьем, голубоватые лунные тени пугали их.
– Некия, – как можно увереннее позвал я, – иди сюда, девочка… иди…
Любая заминка доводила меня до бешенства, но я сдержал нетерпение и продолжал ласковые уговоры. Если испуганные кони заартачатся, все пропало.
– Ну же, – услышал я голос Гарета. – Хороший мальчик, Венги…
Наконец его жеребец ударил копытом в землю, фыркнул и нерешительно подошел к хозяину. За ним последовали кобылы. Мы торопливо оседлали их и, пока что пешком, повели к эстакаде.
Кони тяжело задышали при виде необычной дороги, но, поддавшись на наши уговоры, согласились ступить копытами на каменный помост. Я с Некией шел первым и тоже стучал копытами по плитам настила. Кони с трудом вписывались в крутые повороты, но все же мы кое-как справились. Очень скоро у меня тяжело забилось сердце: трудно было рассчитать скорость подъема так, чтобы задние не наступали нам на пятки и в то же время не отстали.
Я быстро догадался вести левой рукой по стене ограждения, потому что камни под пальцами загорались слабой голубизной, отчасти разгонявшей сумрак. Наконец, одолев последний крутой подъем, мы вышли на плато перед Кар Гарудвином. Я с трудом перевел дыхание и сплюнул горькую слюну. А ведь гонка только началась.
Джерон поднялся последним; задыхаясь, бросил неласковое словечко и сплюнул на камни:
– Ну и дорожка!
– Не думал, что так тяжело будет поднять сюда лошадей, – признался я.
Мы дали себе передышку всего на пару вдохов и поскорей сели в седла. Я повел всех к задней стене цитадели, забрав влево по узкой тропинке вдоль склона.
Сверху, с башни, трудно было разобрать, где именно начинается тропка от вершины к вершине. И теперь мне пришлось склоняться с седла, разглядывая землю слева – там, где плато обрывалось черной ветреной пустотой. Луна серебрила скалы внизу, размывала наши силуэты, но не слишком успокаивала. Падение с такой высоты обернулось бы верной смертью.
Я щурился и моргал, пока от усилия высмотреть тропу не стало мутиться в глазах. Но ведь я