– Если бы Глоддрик не отвел нас с братом в Храм Мечей, – поделилась она внезапно нагрянувшей мыслью с Арстелем, – как знать, может, я была бы одной из них?

– Не была бы, Юки, – он наотрез покачал головой, – ты не такая.

– Приятно, что ты так думаешь! Значит, недаром с тобой я из кожи вон лезла, пытаясь проявить лишь лучшие черты своего характера. Если они, конечно, на самом деле присутствуют.

Клажир и Кэлрен сидели в обнимку. Девушка, очевидно, не оправилась от потрясения, для ее юного сердца этот показательный позор был как удар обухом по голове, а затем – нырок в ледяную прорубь. Она лишь прижималась к широкой груди своего друга и редко хлюпала носом. Клажир что-то без конца говорил ей вполголоса, но девушка, казалось, не в состоянии была его слушать. Ему, впрочем, это было не так уж и важно, говорил он больше для себя – если некоторые люди уходят в себя при абсолютном молчании, паренек из Козьих Загонов являл собой их полную противоположность. Кога же скалил зубы и отвечал одичалым рыком, на который способен только урожденный равшаром, на хулу и рокот толпы. Марвола Черного Льва с ними не было – его, как и Эрлингая, не пустили к заключенным, так он остался присматривать за околодками Крестала, что теперь кишел солдатней, вполне могущей буйствовать, устраивая массу непотребств на беду селянам. Шаабан перебирал четки и читал мантры, восхваляющие имя Арая Илгериаса. По поверьям южных монахов повторения его имени дает возможность избавиться от бремени перерождений на бренной земле и навеки воссоединиться с Создателем в трансцендентальном мире. Лишь один Шаабан об этом думал среди всех, находящихся на этой заляпанной грязью улице. Стены же всех домов были исцарапаны ругательными словами, оскорбительными лозунгами в адрес короны, которые гвардейцы упорно старались не замечать – всех не переловишь. А треснувшие глиняные стены более крепких домов были разукрашены замысловатыми узорами, которые, возможно, служили тайным языком местным преступным группировкам. Юкиара сразу такие распознала – в Ганрае можно было плюнуть с великим шансом попасть в настенное «художество» сего рода. Гримбла, скрипя зубами, старался сдерживаться, но под конец его терпения не хватило:

– Жаль, во времена Гророва мятежа мы не порезали ваш убогий род, как свиней!

После этих слов по лицу его растекся прогнивший до сердцевины баклажан.

Кога, как подобает достойному равшару, лишь едва слышно рычал, но ни разу не шелохнулся, даже чтобы стереть гнилой овощной сок или капли крови, текущие из разрыва кожи от ушиба запущенным каким-то пригородным мальчишкой камнем. У равшаров не в ходу было использовать слова в качестве оружия. Йору-Клиа тщетно издавал речитативы песнопенных обращений к существам из тонкого мира, призывая их обрушить кару на недостойных, но максимум, чего он добился – это окрика стража, приказавшего «завалить хлебальник» и звучного удара дубинкой о заградительные прутья. Хьерген же копался где-то у двери клетки, тщетно пытаясь угадать модель замка и понять, каким образом его можно отворить. Определив изготовителя, он обводил глазами гравий в поисках подходящего материала для рабочей отмычки, но на глаза ему попадались только трухлявые щепы и хрупкие лучины, заботливо выброшенные обывателями застенного города.