– Да-да, – едва он замолчал, заторопился химик. – Помощь была просто неоценимой, но важнее помощи с материалами для моих опытов были смелые идеи. Мой новый друг превратил научного червя в подлинного мечтателя!

Меня замутило от столь откровенной лести, Орлика, судя по выражению лица, – тоже. Он подергал плечами – прикидывал, восстановились ли руки и не накостылять ли господину Багаю снова. А тот, забыв обо всем, вдохновенно продолжал:

– Мы решили запустить и отследить полный цикл жизни всадника, чтобы память о прошлых жизнях вернулась, как принято для старых душ, после восемнадцати. Посмотреть, насколько велико будет сходство с оригиналом, при этом, конечно, стараясь держать наши опыты в тайне. Я пользовался разобщенностью всадников, проще говоря, тем, что обитатели Суса редко заезжают по-дружески в Кукушкино Гнездо. Накладки, конечно, все равно случались, в таком случае приходилось принимать срочные меры. Однако меня как ученого печалило другое: неполная идентичность моих созданий, небольшие отклонения. Баал вот смеялся надо мной и говорил, что на такое никто внимания не обратит. А хоть бы и обратили, дело не в этом. Я видел в отклонениях личный вызов себе. Человеческий геном должен был открыть мне все свои секреты. Вот у тебя есть отклонения?

Это он ко мне обратился, и Орлик немедленно двинулся в его сторону. Господин Багай совсем исчез за постаментом, оттуда донесся его голос, полный язвительной насмешки:

– Ой, прошу прощения, госпожа Дея, вы обнаружили в себе некоторые несовпадения с собственными, так сказать, воспоминаниями?

– Да, скажи, милая, – поддержал его Баал. – Я так понимаю, что ты уже побывала в Гнезде и узнала правду, иначе не оказалась бы тут, верно? Так что, надеюсь, слова моего друга – не слишком большое потрясение для тебя? А тема и впрямь интересная.

И хотя Орлик пристально смотрел на меня, призывая не отвечать, я сказала:

– У меня белая прядь в волосах. Я не люблю красный цвет, хотя у Деи он был одним из любимых. И еще кое-что по мелочи.

Химик сокрушенно вздохнул, выглядывая с другой стороны постамента:

– Да, печально, даже у лучшего образца…

– Были и другие?! – вырвалось у меня.

Он расхохотался, мерзко скаля зубы:

– О, еще бы! Никого мне не приходилось воспроизводить так часто, как обожаемую аж в трех кругах этого мира легендарную госпожу Дею. Начало всему положила моя неугомонная сестрица: она требовала, чтобы я создал клон Деи, потому что жаждала услышать от него, почему Дея умерла. Проще говоря, не ее ли дочурка приложила к убийству свою изящную ручонку. Сестра просто с ума сходила от тревоги.